Пятница, 29.03.2024, 08:53 | Приветствую Вас Гость | Регистрация | Вход

Библиотека

Главная » Статьи » Драматургия » Разное

Лейтенантский марш. Часть 2.
Поздний вечер. Анна, томно покачивая бёдрами, шла по обочине. Шла не скрываясь, вызывающе.
Изредка вблизи весёлых заведений на нее враждебно косились подобного же вида девицы.
А Павел, с сумкой за плечом и с пистолетом наизготовку, тайно сопровождал ее по кювету под прикрытием акаций.
Пару раз около нее притормаживали машины. Водители приглашали, но в салонах сидел кто-то еще. Она отказывалась.
А после опять шла, приостанавливаясь, выжидая новых огней фар…

Впереди на обочине зачернела легковушка со светящимися габаритами. За нею метрах в двухстах перекрывали шоссе трое. В центре – милиционер с АКСУ наперевес. Проверяли транспорт.
В салоне оставленной «Ауди» сидел откинувшись и прикрыв глаза один водитель – тот самый рыжий горец с распухшим носом.
Анна направилась к иномарке и неожиданно присела на капот.
Шофёр открыл глаза.

В канаве Павел напружинился, готовясь к броску…

Она развернулась, выгибаясь телом. Хищно, «по-голливудски» осклабилась. Достала из пачки «Кэмэла» сигарету. Подняв вертикально в пальцах, поводила ею. Соскользнув, шагнула к водителю.
Тот открыл дверцу. Подобострастно щёлкнул зажигалкой. Осклабился ответно.
Анна глубоко, сладко затянулась. Собрав губы колечком, выпустила дым. Указала на чистый от помады фильтр:
- «Макс Фактор», между прочим. Не оставляет следов. Хочешь попробовать? – ступила на подножку, выставив под нос тому своё круглое колено.
Рыжий туго засопел. Ткнулся губами, присосался к этому колену.
Она опустила ногу. Подвигала в воздухе двумя пальцами, будто ножницы изображая.
Тот охотно вынул две сторублёвки. Протянул с наивным видом.
Она презрительно скривилась, отступила на полшага.
Тогда он нехотя полез в другой карман. Обречённо ткнул ей две купюры, но уже в долларах.
Анна тихо открыла заднюю дверцу и стала запрокидываться на сиденье.
Бандит полез следом.
А Павел, с печатью ярости на физиономии, тем временем уже подкрался к машине. Нырнул в салон третьим.
Тупой удар. Короткий булькающий звук, мычанье. Шёпот невидимой Анны:
- Паша, за руль. Не вздумай дверью хлопнуть.
«Ауди» заурчала.
- Тише, Паша, тише. На мягких лапах…
Из задней дверцы вывалился на асфальт рыжий – это Анна его ногами выпихнула.
- А теперь, Пашка – полный газ!
И они рванули мимо прянувших к обочине караульщиков.

К месту происшествия подлетела четвёрка «Джипов». Червоный с подручными встали кругом над распластанным сотрудником. Помолчали.
- Сколько можно повторять – не нарушайте трудовую дисциплину! В инструкции всё по пунктам расписано! Доделаем работу – переэкзаменовку устрою.
И все вновь расселись. Пустились вдогонку. Рыжий остался лежать на шоссе в одиночестве.

Павел с Анной катили с выключенными фарами по ночной трассе. Редкие встречные авто обдавали их светом, нервно сигналили.
- Ты бы хоть спел что-нибудь. Мы теперь с тобой как в блиндаже. «Ищут пожарные, ищет милиция».., - она полулежала, задрав колени, подоткнув под плечи и голову сумку.
- Погоди. Дай очухаться. У меня от видочка твоего голос сел, - он нехорошо, ревниво поглядел через зеркало. – Прошу – переоденься.
- Всего-то? – она отвечала беспечно. – Нет, Паша. Ты далеко не поручик. Ты даже не юнкер, а только – кадет.
- Вот-вот! Уже до оскорбленьиц докатились!
Впереди замаячил щит.
- Докатились, Паша, докатились, - Анна легко поднялась. – Сворачивай куда-нибудь. Дальше она под радаром, - голос ее прозвучал неожиданно устало.
- Да-а, интересный у нас марш-бросок получается. В самом деле – мимо части бы не проскочить.

Машина свернула на грунтовку. Поползла как наощупь. Остановилась на высоком, но пологом бугре. Внизу серебрилась под луной широкая река.

Павел с Анной вышли. Под ними неподалёку от берега – костёр. Пронзительные вскрики и громкий, нарочито «дурковатый» смех – там гуляла компашка «новорусских». В стороне от костра пришвартованы два катера.
Павел кивком указал на них. Задумались.
- Есть! – шепнул.
Двинулся к машине.

Он толкал «Ауди» в багажник, Аня выруливала через распахнутую дверцу к самому склону по-над костром.
Затем она включила фары. Ударил дальний свет. Компашка притихла.
Павел подтолкнул и машина полетела вниз хлопая дверцами, точно огромная ворона.
От костра в ответ – ружейная стрельба.

А тем временем Анна с Павлом скользили по чёрной ложбинке к катерам.

В джипах услышали стрельбу. По бездорожью понеслись к реке.

Двое пробрались на катер. Открепили, тихо стали отплывать на коротком весле.

На бугор выскочила тупорылая четвёрка. Зажглись все фары. Стало светло почти как днём.
В сторону гуляк сверху ударили очередью, разогнали от костра.
Один из джипов сорвался и резвым скоком помчал к катерам.

Нужно было отрываться. Павел запустил мотор. Резкий стрёкот слышался в ночи особо громко.
Катер на полном ходу заспешил к середине реки.
Но вдогонку уже отваливал другой. А джипы сопровождали вдоль голого берега поверху.

Преследователи взялись стрелять короткими очередями. Тогда Анна достала из сумки и запалила шашку.
Катера заволокло чёрной пеленой.

Чёрный дым сменился утренним туманом. Катера шли в устье, то и дело сворачивали в бесчисленные рукава, огибали островки, заросшие по краям непролазным камышом да осокой.
Изредка вспугивали в заводях браконьеров. И тогда те хватались за ружья.

Замёрзшая Анна сидела в кофте. В руках – пистолет. Она вычерпывала банкой воду. Борта кое-где были прошиты пулями.
- Так не оторвёмся, - в голосе ее – усталость.
- По волне идут. Здорово прибывает?
- Уже с банку, - померила та высоту воды. – Скоро совсем ход потеряем.
- Ну-ка, попробуй сеть стравить. Но осторожно, чтоб себя не зацепить. Или за руль иди…
Анна с трудом подняла конец сети с гайками вместо грузил и пенопластовыми поплавками и начала медленно вытравливать сбоку, нагибаясь насколько возможно и расправляя рукой.
Павел повёл катер к противоположному берегу наискось. И вдруг из молочного тумана выступил нос баркаса.
Заложив крутой вираж и едва не вывалив Анну за борт, Пашка прорвался всё же к берегу.
А рыбачье судёнышко потянуло за собой сеть, стало поворачиваться бортом.

Катер с погоней наскочил на это препятствие. Удар – и мотор заглох.

Всходило красное, самое первое солнце. Туман истаивал. Сверху хорошо видно, как расползаются его клочья и очищается блестящая вязь рукавов, обрамлённая изумрудом.
Лодка Павла и Анны – у берега на дне и немного просматривается. А сами они лежат, невидимые с воды, на малом островке. И совсем рядом, через рукав – матёрый берег.

Степью гнали отару. Чабаны-ногайцы – по краям. Сзади на лохматых коньках – Анна и Павел.
Они держались близко, корпус в корпус. На ней – джинсы, ковбойка, бейсболка. Широкий козырёк как раз по случаю – от палящего солнца. Волосы убраны. С расстояния женщину в ней признать трудно.
Павел то и дело жадно поглядывал на нее, но каждый раз, когда она косилась, тут же отводил лицо.
А она при этом прятала невольную улыбку. Наконец, не выдержала:
- Брось тоску наводить. Расскажи лучше что-нибудь.
- Это я так. Жарко, - он, вновь смущаясь, потупился.
Помолчали.
- Ну, не хочешь – тогда, я, - она хитро улыбнулась. – Поворожить тебе? У меня в роду, говорят, цыганки были. Смотри в глаза, - и она заговорила врастяжку и по-цыгански напуская тайну. – Верь, Пашенька. Всё в жизни случится, как мечтаешь. Дорога у тебя прямая. В семье надёжной рос. Дед – фронтовик? Отец – тоже офицер?
- Как узнала?
- Говорю же – цыганки, - рассмеялась она. – Потомственное сразу отличаешь. Есть в нём…особый выпендрёж, - прищёлкнула пальцами и запрокинула лицо к грифельному от зноя небу.

Под этим жестяным небом затерялась в степи четвёрка джипов. Стояли станом.
Червоный, лежащий на колючей траве как на матраце, глянул на часы и приказал подручному:
- Готовь спутник.
Тот достал из машины чемодан, развернул.
Главный принял трубку. Выждал. Заговорил в своей манере:
- Салют. Это Червоный…

В кабинете, где Анна получала задание, на пульте замигала лампочка. Начальник поднял трубку:
- Докладывайте. Да. Откуда? Умница! Перегоняй координаты в округ.

- Да. Дело кислое, - сопел в трубку Червоный. – «Вертушка» нужна. Да из учебного. Пускай чего хочет выдумывает. Поиск в квадратах одиннадцать-двенадцать.

У чабанов – отдых. Перекусывали сыром и хлебом. Попивали степной молочный чай, заправленный топленым салом - густой, жирный.
В стороне сидели на голой земле Павел и Анна. О чём-то говорили.
Старший чабан дожевал, довольно рыгнул и подозвал паренька. Подал еды, питья.
Тот поднес гостям. Павел прижал к сердцу ладонь, принял хлеб и сыр.
Анне досталась кружка. Она понюхала жидкость, затянутую блестящей пленкой. Протянула Павлу:
- На, Паша, попей. А мне дай-ка это, - забрала еду.
Павел с удовольствием отхлебнул.
- А знаешь, я в кадровые не собирался. Получилось так. Я в девчонку одну весёлую влюбился и меня на стихи потянуло. На филологию собирался. Но она меня разлюбила и я учиться расхотел. А тебя когда встретил, опять вдруг вспомнил. Так вот, Ань… А ты, правда, замужем?
Она встретила его просящий, виноватый взгляд. Сделалась вдруг серьёзной. Сняла бейсболку, выпустила волосы.
- Зря ты со мной связался.
Затем вынула, опять из потайного какого-то кармашка, тонкое обручальное кольцо.
Павел помрачнел. И она не весела была.
- Смотри, Паша. Обычно это носят так, - Анна примерила колечко как замужняя. Покрутила его, полюбовалась. Сняла.
- Часто – вот так, - показала, как носят разведённые. – Но мне приходится.., - и надела по-вдовьи.
Павел посмотрел непонимающе.
- Не гадай. Прибудешь к месту – у комбата своего спроси. Но лучше этого не знать совсем, - она опустилась спиной на землю. Оборвала попавшую под пальцы жёсткую травинку. Прикусила: - Почитал бы лучше стихи. Или на плацу перезабыл все?
- Почему, все? Одно точно помню. Любимое. Ань, а ты не будешь надо мной смеяться?
Она посмотрела удивлённо:
- Чудной ты…
И тогда он решился. Потёр смущенно нос. Потом – затылок. Глуховато стал читать рубцовское:
«Я буду скакать по холмам задремавшей Отчизны,
Неведомый сын удивительных вольных племён!
Как раньше скакали на голос удачи капризный,
Я буду скакать по следам миновавших времён»…

Анна лежала, глядя в грифельное небо. Следила за парящим кругами коршуном. А в памяти вставало…

Скромная, в сумерках, комната. Пожилая усталая женщина гладит засыпающего, лицом в Аню, мальчика лет пяти. На столе – остатки простого ужина. Раскрытая на картинке книжка: в хрустальном гробе – спящая царевна, склонённый над нею витязь.
Над кроватью – старая, в голубой рамке, фотография молодых еще родителей Ани. В лицах никакой пока усталости. Рядом пришпилена к обоям карточка совсем юной Анны…

«…Давно ли, гуляя, гармонь оглушала окрестность,
И сам председатель плясал, выбиваясь из сил
И требовал выпить за доблесть в труде и за честность,
И лучшую жницу, как знамя, в руках проносил!..» -
- голос Павла доносился всё так же глуховато и тихо.

За окном – северный русский посёлок. Жемчуговый закат. Желтеющим серебром – широкое озеро. У штакетника под окном оперся на палку чисто одетый пожилой сухой мужчина, ее отец – тот, что задорно глядел со старой фотографии. Безотрывно смотрит в даль пустой улицы…

«…И быстро, как ласточки, мчался я в майском костюме
На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке.
А мимо неслись в торопливом немолкнущем шуме
Весенние воды, и бревна неслись по реке»…

Близкие, во всю ширь, воды озера тихи, глубоки…

«…Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно
Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!
Пустынно мерцает померкшая звёздная люстра,
И лодка моя на речной догнивает мели».

Павел вдруг замолчал. Анна открыла глаза – небо пусто. Покосилась на парня. Встретила горячий взгляд. А еще, он бережно гладил ее богатые русые волосы.
- А вот этого бы, наверное, совсем не надо, - она выговорила ровно. И даже не отстранилась.
Но он послушно убрал руку.
Анна диковато всмотрелась:
- Чудной ты всё таки, Паша…

Над степью летел МИ-8. Пилот, дородный брюнет с роскошными усами, осматривался. Вдали завиднелось пятно отары.
Машина пошла на снижение.

Заслышался, быстро нарастая, гул вертолёта. Овцы заволновались. Чабаны повскакивали в сёдла, принялись гуртовать.
Анна села. Забыв об осторожности, проводила глазами машину с красной звездой на фюзеляже. Опомнилась лишь, когда та начала дугой разворачиваться. Поднесла руку к распущенным волосам.
- Дура!.. Еще один предатель!
- Почему?
- Да кто их знает, почему?! Он, может, сам о том еще не догадывается. Время такое. Уходим.
Они поднялись.

Пилот докладывал, но слов за гулом турбины было не разобрать. А впереди видны недалёкие зелёные предгорья, за которыми сиял снегами Большой Кавказ.

В степи сорвалась с места четвёрка джипов. Взбила за собой ленты пыли.

Павел с Анной под навязчивый стрекот уже высокого вертолета бросили взмыленных коньков в предгорье. Ушли в «зелёнку».
Наверх вела сносная дорога. Но Анна своротила и неслышным шагом двинулась вдоль склона, понемногу забирая выше и выше.
- На перевале могут ждать. Обойдём за ледником. Не бывал здесь?
- Здесь – нет.
- Тогда – на ледник.

Они вышли к неглубокой расселине. Остановились. Поодаль, внизу за их спинами угадывался город.
А под ними, под языком толстого приэльбрусского льда лежала, как в самом настоящем хрустальном гробе, вмерзшая девушка-солдат Великой Отечественной: в пилотке, в гимнастёрочке и сапогах, с зажатой в ладони гранатой и пулевой пробоиной в груди. Будто уснула неизвестно насколько, рыжекудрая. Лик чистый, небу открытый… Рядом на камне – увядшие цветы.
Павел, с застывшим лицом, смотрел долго, пока Анна не тронула за локоть. И они пошли.
- Я здесь всегда думаю, - она уже не стала надевать бейсболку. Просто отшвырнула ее. Достала охристо-зелёную косынку, накинула, крепко завязала на затылке:
- Может, так бы умереть не страшно? Своей пули не услышишь. Шлёп – и всё… Нет. Другое больше грызёт:
хочется, чтобы о тебе кто-то помнил. Но сегодня еще вдобавок грязью обольют…

Их встретили у первой гряды. Стали загонять на козью тропу над обрывом. Всё ближе и ближе надвигался отвесный камень, тупик.
Но и по тропе добраться до них было пока невозможно. Анна прицельно, расчётливо огрызалась из своего «Макарова», не позволяла никому и носа высунуть из-за дальнего уступа стены.
Да и сами боевики нарываться не спешили. Отсиживались, покуривая, за изгибом.

Анна вынула пустую обойму. Осмотрела, вогнала обратно. Присела на корточки.
- Всё, - загляделась в отвесное ущелье. – Знаешь, когда-то в Кавказскую войну последние абхазы брались за руки и…
Павел осторожно поднял ее, поставил на ноги:
- Всегда успеется. Я предпочитаю до конца, хоть зубами, рвать.
И он, запрокинув голову, принялся изучать выступы, трещины, дёргал скальные кусты за густые вислые ветви.
- Про Спартака читала книгу? – он всё ближе придвигался к тупику.
И вдруг обнаружил под ветками тесную неприметную щель.
И вот уже оба втискиваются в камень.

Им опять повезло, очень вовремя: впереди с отвесной скалы упали концы двух верёвок – это осторожно спускались два бородача в иностранном камуфляже, сплошь увешанные оружием. Сущие абреки!

Павел с Анной продрались сквозь горловину в пещеру. Под ногами – песок, искрошившийся кварц с гранитом.
Пещера была овальная, неширокая. Но в дальнем окружии – разрез, уводящий в полную темноту. Здесь скалы образовали нечто вроде чулана.
Павел пошел вдоль стены, а предусмотрительная Анна затирала подошвой следы.
- Гляди! – шепнул он.
Она, не бросая дела, добралась до него. На камне – полустертая, чем-то острым процарапанная надпись.
- Орфография старинная, - пригляделась она. – «Товарищъ, не сда…».
- Костёр, видно, жгли, - Павел смотрел под ноги. – Стена прокоптилась. Вот и уцелела.
Он порыл ботинком на месте предполагаемого кострища. Нога за что-то зацепилась и вдруг вывернула прержавый штык от трехлинейки.
Павел поднял его. Подбросив с переворотом, поймал, на что Анна неодобрительно качнула головой. Двинулся дальше.

Снаружи заслышались шорохи. Павел с Анной были уже в расщелине на пороге темноты. Он протянул ей штык, но та поморщилась. Перехватила за ствол свой пистолет.
Тогда он ткнул пальцем в темноту, вверх на противоположные стены.
Она кивнула. И оба полезли на уступы повыше, над самым входом. Затем Павел бросил чуть в глубину штык.

В пещеру продрались двое. Огляделись подслеповато. Двинулись вдоль стен, искали следы.
У чуланчика поводили стволом. Один дал в темноту короткую очередь. Завизжали рикошетом пули.
Отстоявшись, двое ступили вовнутрь. И тут увидели штык. Перекинувшись гортанными фразами, чуть склонились, рассматривая. Резко распрямились в попытке оглядеться.
Но сверху на них уже бросились. Тупые удары.

Победившим достались в награду десантные АКМСы с подствольниками, изрядное число ручных гранат. Да еще в запасе – дымовые шашки.

Из пещеры выбрались с оглядками. И начался подъём по тем самым верёвкам…

С гребня открылась неглубокая долина. Вертолёт, загорающий у колеса пилот. Поодаль – Червоный с охраной.
- Та-ак, - прикинул обстановку Павел. Достал из сумки три шашки: - Слушай, Аня, команду. В поле я командир. Твоя задача – вон там пробраться ближе к борту. Отсекай от кабины летуна, чтоб не смылся. А я им отсюда не дам носа высунуть. Когда двину вниз - прикроешь. Не бойся. Кое-что приготовил. Казачки-контрактники, сербские добровольцы, штучкам психическим научили, - перед боем он сделался бодрым, весёлым, но не суетливым. Голубые глаза так и светились: - Да, сумку захвати.
- Только – без дури. Как мне без тебя выбираться?
В ответ Павел охватил ее властно ручищей, притянул. И она обняла его, прижалась.
Он припал губами к ее виску, туда, где синела и билась родничком вена. Через силу отпустил:
- С Богом! До меня не стрелять.

Пока Анна добиралась, Павел и за ее продвиженьем следил и за гребнем приглядывал. Боевики с тропы пока не появлялись.

Она укрепилась за камнем. И тогда он вскочил во весь рост и заорал, что было мочи:
- О-го-го-го-го! А снайперов-то у вас нет! – и пустил очередь в промежуток между вертолётом и группой Червоного, перенося огонь на последнюю..
Те всполошенно отскочили. Рассыпавшись, залегли.
Пилот дёрнулся к двери, но тут Анна экономными выстрелами загнала его под брюхо и он залёг за колесом.

Выявляя попрятавшихся боевиков, Павел сменил позицию. Вскочил на длинный камень и пружинисто заскакал до его конца. И при этом взялся вдруг выкрикивать в ритме марша рубцовские строки. И подхлёстывал ритм короткими очередями-пачками.

«Боюсь, что не будет над нами таинственной силы,
Что, выплыв на лодке, повсюду достану веслом»…

Анна с фланга поддерживала его, мешала прицельному огню. И противник вынужден был разрываться между этими флангами.

И вновь Павел сменил позицию, сменил сдвоенный рожок. И проделал примерно то же самое – навязывал инициативу.

«Что всё понимая, без грусти пойду до могилы…
Отчизна и воля – останься, моё божество!» -
- и выстрелил из подствольника.

Его целиком захлестнул древний инстинкт боя. Вся координация, выражение лица изменились. Он стал напоминать стремительный каучуковый мяч.

На гребне за его спиной появились боевики. Анна успокоила двух.

Павел запалил и швырнул за спину пару шашек.
- Ур-ра-а! – сиганул вниз по руслу сухого ручья. Вновь ударил из подствольника по группе Червоного.

И Анна тоже работала более напористо.

Он продвинулся вниз еще метров на пятнадцать. И всё выкрикивал строчки в ритме марша:

«Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды!
Останься, как сказка, веселье воскресных ночей!
Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы
Старинной короной своих восходящих лучей!»

А над ним, действительно, играло опускавшееся солнце и ослепляло тех, кто внизу.

Он расшвырял последние гранаты. Сверху это было удобно. С визгом, усиленным эхом, разлетались рикошетящие осколки.

Не ожидавшие такого напора бандиты атаковать не смели. Только огрызались и больше озабочивались менять лёжки. Кто-то был убит, кто-то – ранен. Один Червоный упрямо переползал змеей от камня к камню – всё ближе и ближе к вертолёту.

Но под машиной уже распоряжалась Анна. Подпихивая пилота к двери, стволом прикрывала Павла. Не давала приближаться тем, с гребня.

И вот, наконец, он тоже у машины. Прикрыл посадку Анны. Она – его.
Заработали, набирая обороты, винты.

Червоный в последний миг уцепился всё же за стойку шасси с противоположной от двери стороны. Забросил ногу на распорку, подтянулся. Устроился на колесе, скорчился, намертво обвившись руками и ногами вокруг металла.

Взлетели. Павел, расстреляв боезапас – и свой, и ее – втянул подножку. Задвинул дверь.

Сверху было хорошо видно, как в ущелье со стороны входа ворвались, рассыпаясь, солдаты. Неподалёку на горной дороге стояли два «Урала». Стрельба внизу нарастала.

Анна и Павел сидели рядом, остывали после боя. Под ногами – пустые, без рожков, автоматы.
Переглянулись.
- Слушай? Ты не правнук, случайно, товарища Сухова? – в голос ее вновь вернулась незлая ирония.
- Выходит, сестрёнка. Только этого не хватало.
Они слегка посмеялись.
- Да, а что это ты орал там?
- Не поняла? Я же пел.
Анна вскинула бровь:
- Это теперь называется «петь»?
- Не понравилось, значит. А я специально для тебя старался. Знаешь, у нас пулеметчик был один. Ламбаду выстреливать научился. А я поспорил – наше придумаю. Марш. В тысячу раз лучше… Жаль, не понравилось. Это же на те самые стихи, Рубцова. Не дочитал тогда.
- Дочитай, пожалуйста, - тихо попросила она.
Павел поглядел на нее серьёзно. Вздохнул, с шумом выпуская воздух. И повёл – на этот раз громче и выразительней:

«Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье
И тайные сны неподвижных больших деревень.
Никто меж полей не услышит глухое скаканье,
Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень»…

Анна, слушая, откинулась затылком к стене. Засмотрелась в одну точку куда-то вверх.

Вновь – желтеющего серебра воды озера. Вновь – пустая улица…

«И только, страдая, израненный бывший десантник
Расскажет в бреду удивлённой старухе своей,
Что ночью промчался какой-то таинственный всадник,
Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей».

У заборчика теперь вместо старика – мальчик, тот, что спал. Так же смотрит вглубь пустой улицы.
Вдруг вплывает звук вертолёта. Ребёнок приподнимает голову, поворачивается в фас, смотрит вверх.

Анна всё смотрела вверх в одну точку. В глазах будто слёзы.
А сквозь открытую дверцу кабины видно закатное красное солнце. Машина шла прямо на него.
Внизу – сумрак ущелий. Сияет снегами двуглавый Эльбрус. Сияют зубцы высот Большого хребта.

Они приземлились в темноте на дальней окраине города. Рядом – только железнодорожная товарная станция.
Червоный у самой земли отцепился, упал и неловко откатился под кусты.

В машине Павел поднял сумку.
- Что с этим делать? С собой? – кивнул на пилота.
- Некогда с ним возиться.
- А что, тогда? Это? – сжал он кулак и пристукнул им в воздухе.
- Хватит дурака валять, - и она зашарила под скамьёй вдоль борта. Выудила брезентовые ремни-крепёжку.

Они связывали, приматывали к креслу пилота.
- А ну, проверим, – вспомнил Павел. – Отвечай, предатель! Кто послал, зачем, откуда?
- Да пошёл ты! – «по-голливудски» огрызнулся замученный пилот. – Приказы не обсуждают. В распоряжение спецгруппы. А кто вас тут разберёт, кто вы все такие?
- Видишь – права была. Бедненький. Посиди еще с часок. За тобой приедут, кому положено. Научат разбираться. Только, захоти, - и она погладила того на прощанье по шевелюре.

Червоный ждал со здоровенным «Магнумом» в одеревенелых руках. Наконец, отъехала дверь и двое спрыгнули. Он стал целиться. Руки крупно дрожали. Выстрелил трижды.
Пуля пробила Павлу левое плечо. От удара он дёрнулся, недоумённо глянул на дырку.
Анна схватила его за локоть. Нырнули под вертолёт. Побежали в темноте резким зигзагом.
Червоный, еще скрюченный, старался угнаться, но скоро отстал.

Они добрались до бетонного забора с редкими фонарями.
- Попробуешь перелезть? Там должен быть телефон.
Павел подпрыгнул, ухватился правой за край. Она же вовремя подхватила его под колени. И с ее помощью он всё же выжался на одной руке. Перемахнул во двор.
Анна забросила сумку. Перебралась следом.

Червоный, заметно разогреваясь от движения, шёл по следу. Специальным фонариком для документов отыскивал пятна крови.
Перелез через забор. Но на путях, густо удобренных мазутом, потерял след. Закружил. Увидел у ворот светящееся окно вахты. Побежал.

Анна с Павлом шли в густой тени вдоль низкого строения туда же. Осталось пересечь освещённую площадку. Но тут вдруг увидели крадущегося к окну противника. Двинулись обратно.

Червоный поглядел в окно. Постоял. Стараясь не попадать в поле зрения вахты, обогнул светлый участок. Вновь заискал след, закружил зверем.

Они добрались до ворот строения. Маленькая калитка оказалась не заперта. Вошли вовнутрь.

Это была аккумуляторная. Вдоль стен рядком – электропогрузчики с поднятыми крышками на подзарядке. Пробки были отвинчены и от аккумуляторов поднимались пары соляной кислоты.
Она закрыла дверь на задвижку. Завела Павла в дальний угол – того начинало пошатывать. Разбирала дрожь.
У стены увидала стопку деревянных поддонов. Настелила их, усадила его. Открыла сквозную рану. Достала из сумки медицинский набор. Нашла шприц-ампулу с промедолом, вколола. Следом вколола антибиотик. Ловко обработала, присушила рану. Наложила томпоны, пластырь. Отёрла кровь.
- Повезло. Скоро одна метка останется. Везучий ты, Паша, - уложила его на поддоны головой на сумку.
Дверь снаружи затрясли. Залязгал запор. И всё опять стихло.
- Уходи от меня, Ань. Куда-нибудь поближе к воротам.
- А как же говорил – своих не бросать?
- Я и не бросаю. По обстановке действую.
- Молодец! Напомнил. Посиди пока, - и она двинулась, озираясь, вдоль стены позади погрузчиков. Наткнулась на рядок бутылей с соляной кислотой. Призадумалась.
За воротами послышалась работа двигателя.
Анна увидела силовой щит. Подошла. Три толстых длинных провода вели к трансформаторному устройству.
Звук снаружи быстро нарастал.
Анна осмотрела фазы. Взяла ключ, что лежал тут же на крышке. Поднесла к гайке, рядом с которой было проставлено – «0».
Дощатые ворота разбил виловой автопогрузчик. В свете фары хорошо видно, как клубятся пары.
Анна, с проводом и ключом в руке, опустилась в щель между погрузчиками.
Из кабины выступил Червоный. Разглядывал пол. Цепочка из пятен крови хорошо была видна. И он осторожно двинулся.
Она легла на резиновые коврики, что постелены под погрузчиками.
Червоный приближался.
Тогда она швырнула вверх ключ. Описав дугу, тот громыхнул по металлу.
Червоный развернулся корпусом, выстрелил на звук.
И тут же раздался спокойный голос Павла:
- Да здесь мы…
Тот вновь, будто робот, повернулся, выстрелил. Шагнул. Вдруг схватил краем глаза шевеление между машинами.
И тут Анна ударила в бетонный пол разъёмом, будто нож воткнула. Щёлкнул, вырубаясь, автомат.
Червоный уже не выстрелил. И даже не шагнул. Приподняв ступню, стал валиться, парализованный, на пол как бревно. Тупой удар тела.

Они поднялись. Свели взгляды.
- Зачем кричал? – Анна повела головой. Вставила разъём на место. Умело привернула гайку пальцами: - Чудной ты, всё таки, - со щелчком включила автомат на щите.

Они прощались на автовокзале у красного «Икаруса», в который уже садились пассажиры. Он – опять в форме, слегка, правда, жёванной. Она - в своём легком костюмчике и без очков. Оба осунувшиеся, невесёлые.
Анна, прижав к его груди клочок бумаги, писала что-то гримерным карандашом от «Макса Фактора», тем, которым мазалась когда-то.
- Прибудешь по назначению – пусть свяжутся. Подтвердят, - подала клочок.
Он глянул:
- Конечно, «ГэРэУ ГэШа». Да я с самого начала понял. Как же тебя-то найти? Я б тебе такое письмо написал!
- Сама найдусь. А ты пиши. Вместе почитаем, - она чуть улыбнулась.
- Ну не может же у человека совсем адреса не быть?
- Может, Паша, может. В наше время всё может быть. Ты же не ребёнок. Адрес – нить. И ты, кстати, письма окольными путями домой посылай. Многим семьям уже отомстили. Понимаешь?
- Да всё я понимаю. На свою голову!
- Тогда – в путь. Незачем тут долго светиться, - и она обняла его за шею, вытянулась. Прижалась губами к слегка защетиневшей щеке. Уходила с грустью, но и с надеждой. И ни она, ни он, смотрящий вслед, не видели, что к нему со спины приближается патруль.

В кабинете начальника – полутьма. Работают все вентиляторы. Группа офицеров. Лица – в затемнении, как при съёмках оперативных работников для телевидения. Просматривают на проекторе слайды. На небольшом экране сменяются фотографии. Вот из ворот какого-то армейского склада выезжает грузовик. В поле боевики перегружают из него в КАМАЗ реактивные снаряды для «Града». У кабины – военный в плащ-накидке. У коттеджа тейповый воротила встречает крупных милицейских чинов. Общее застолье в доме. ОМОНовцы охраняют «самопальный» нефтеперегонный заводик. Череда сходок в разных интерьерах. Целый «интернационал»: верхушка боевиков, репортёры, свои и иностранные, холёные дельцы, чиновники…

Лица, лица… Вот человек, чем-то похожий на Березовского. Или на Гусинского? Вот – на Ельцина с Черномырдиным вместе. А вон, вон – кто это?! Неужели?.. Молчи, молчи! И все молчите тоже!..

Смотрим дальше – без всяких домыслов. На слайдах только известный, открытый сегодня оперативный материал…
Мелькал кое-где на снимках и Червоный. - Этого уже опознали, - голос офицера, показывающего слайды. – Начинал у нас. Перебежал в ФСБ, ФАПСИ. Даже в МЧС и «налоговой» успел отметиться. Вычислим, на чей интерес этот «валет» работал. Безусловно – на чей-то из этой «колоды». - Н-да, солидный материал. Поработали серьёзно. Но поощрения не ждите, - веский голос старшего. Пискнул аппарат. Он поднял трубку: - Да? Пусть войдёт. В дверях – дежурный офицер: - Товарищ полковник, разрешите обратиться. Запрос из комендатуры. Лейтенант на проверку. Явка просрочена, документы в непотребном виде. Дырка в плече и на наш коммутатор ссылается. Старший переглянулся с кем-то в темноте. - Ну-ну. Введите, - и двое поднялись, двинулись к выходу из кабинета.

В смежную комнату вышли из темноты на свет полковник и Анна в мундире с погонами капитана. Через раскрытую дверь видно, как по коридору ведут Павла. Они издалека узнали друг друга, заулыбались. И вот он уже на пороге. - Хор-рош! – встретил полковник. – Недолго казак гулял. Службы еще работают… Вот на такой вопрос ответь, лейтенант. Руководство братской республики прислало донесение. На административной границе в ущелье кем-то из наших совершено диверсионное нападение на группу мирных чабанов-овцеводов. Много убитых и раненых. Тебя там, случайно, поблизости не было?
- Никак нет. Я по федеральной трассе на автобусе прибыл.
- Что ж, повезло тебе опять. А у нас командующего на округ внутренних войск перевели, дисциплину повышать. За то, что воевал хорошо. А новый только вступает. Пока при мне побудешь. Так надёжней. Всё равно – затишье. Добивать не велят. Опять мириться желают. Так что, товарищи офицеры, садитесь и в подробностях излагайте на бумаге всё, как было: что видели, слышали, знаете. Чтобы поскорей это когда-нибудь, да заканчивалось…
На последних словах «секретчик» принёс бумагу, ручки. Они устроились за столом и задумались над чистыми листами бумаги.

Категория: Разное | Добавил: defaultNick (04.10.2012)
Просмотров: 690 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]