В исполкоме Брянки тоже исповедовали этот взгляд на местные Советы. И с началом забастовки весь его состав разбежался. Ну, будто испарились люди! Стачкомовцы, получив справки с печатями исполкома, вынуждены были принять и полномочия самоустранившейся власти.

Управленцы, эти кадры угольного ведомства, надеялись, что шахтёры «завалят» порядок в городе и семьдесят три тысячи населения сами изгонят их. Одновременно с исполкомом пыталась сложить полномочия и администрация всех шахт. Но эту провокацию пресекли, не позволили разбежаться.

А в городе события развивались стремительно. Вскоре стало ясно: причины социальных и производственных бед уводят в такую глубь, что если прежде стачкомы думали разрешить спор на трудовом уровне, то теперь забастовочное движение необходимо было наращивать.

Сначала упорядочили стихию на площади. Утихли обидные личные выпады, анархистские провокационные призывы (для того всяких людей милицейско-уголовных специально подпускали на митинги). Чтобы охранить себя от провокаторов, бастовали в шахтерках и касках, да ещё знаменитые лампы-коногонки прихватывали. Что за шахтёр без них?!

Потом опечатали в городе все винные и пивные точки. За появление на улице в пьяном виде ввели штраф в 300 рублей (тех, советских. Это – месячная почти зарплата шахтёра). Выставили патрули. Результат: резко упала преступность, пьянство. Ни одной экстремистской выходки.

Первым направлением работы стал контроль. Поступает сигнал: в магазине «из-под прилавка» торгуют импортным стиральным порошком, какого и по талонам не видали. Глава горкома КПСС Б.В.Дятлов, единственный, кто остался на своём месте, отдал стачкому свою служебную «Волгу», на которой помчались по вызову. Спекуляцию накрыли.

В последние годы с торговлей в Брянке дела обстояли отвратительно. Ревизия не проводилась. Все службы от наведения порядка уклонялись. Жители открыто обвиняли органы власти в сговоре. Особенно жаловались на председателя Народного контроля И.Повха. Это чуть позже его дело на сессии горсовета передадут в суд. А до того он был в силе - пока за дело не взялся стачком и не оформил на себя функции контроля рабочего.

Новое сообщение: с продуктовой базы ОРСа что-то тайком вывозят. Подъехали к месту – из ворот вылетел и помчался прочь грузовик с откинутыми бортами. Увёз короба. Провели ревизию. Весь товар налицо, соответствует накладным.

Ну, а следом - пошло-поехало! В речку Лозовую высыпали сахарный песок, целый кузов самосвала! То же самое сделали с сервилатом, но уже сбросили в отвал. Только дворняги могли батоны оттуда таскать. В ямине за посёлком засыпали землей груду банок со сгущённым молоком. Уничтожали салаку пряного посола, балыки и прочее. Излишки всё тех же сахара и сгущёнки отыскали во всех магазинах. И это – в горняцком городке «нищей», как тогда во всей прессе и по ТВ вещали, страны! Экое изобилие! Рабочим срочно пришлось формировать группы захвата (саботаж торгашей в смутные времена – явление известное. Пример – подготовка Февральской революции в Петрограде, когда в одночасье исчезли продукты при полном завозе и урожайном годе. А Бонапарт, став консулом Республики, вообще отдал приказ по армии и полиции: спекулянтов хлебом расстреливать на месте как мародёров. И такой же саботаж мы имели при «перестройке». А европейские страны были завалены нашими очень дешёвыми продуктами и товарами, которые охотно раскупали средние и малообеспеченные слои, а также иммигранты. Кстати, Андропов начинал свою перестройку с попыток борьбы против чиновного произвола и торговой мафии. Но его быстренько спровадили из этой жизни. А Горбачёв своей антиалкогольной кампанией дал им возможность сделать стартовые накопления колоссальной спекуляцией. Затем, в законе «О кооперации» были оставлены лазейки для проникновения грязных денег и превращения их в легальный капитал. Всё это перелилось в банковскую, финансово-спекулятивную сферу. А далее перешло в скупку этими кланами задёшево ресурсов страны. Так вчерашние комсомольцы, чиновники и уголовники становились «олигархами»).

В те дни в стачкоме, как и во всём городе, никто не догадывался, что схватка с торговцами – лишь присказка дальнейшего. Хлопцы тогда просто радовались, что на прилавки с их помощью, пусть и робко, возвращаются такие нужные, а часто – невиданные, товары. И люди увидели – жизнь может быть легче уже сейчас. И это зависит от тех, у кого власть.

И тогда на площадь уже без опаски вышла та не замечаемая прежде, без ондатровых шапок и норковых шуб, жизнь.

- Сыночки, - с признательностью говорили старики. А женщины добавляли с гордостью: - Шахтёры!

И ещё в одной области жизни улучшения почувствовались сразу: в жилищно-коммунальном хозяйстве. Главное, конечно, впереди, когда на базе экономически воспрянувших шахт можно будет создать дочерние РСУ, ДСК, цехи по производству стройматериалов, чтобы не привозить издалека. Сделать средние и малые предприятия в стране действительно народными - вот в чём реальная основа производственной кооперации, силы местного самоуправления, изменения самого духа жизни.

Но уже сейчас отыскал стачком некоторые средства. Уже сейчас можно не тянуть годами, не обещать, а в несколько часов заделать пенсионеру протекающую крышу, заровнять на дороге яму или заставить пресловутого водопроводчика надёжно починить кран. Это стало возможным оттого, что некому было выделять средства из небогатого фонда для «своих», нужных, а ненужных бедствующих не замечать. Шахтеры восстановили принцип равного права и права на привилегию в первую очередь самым нуждающимся.

И пошли в стачком люди со своими бедами. Вот одна из просьб:

«В Стачечный Комитет г.Брянки от Воробьёвой Е.П.

Дорогие шахтёры! Прошу Вас помочь и посодействовать мне, чтоб дали возможность в кладовой уценённого магазина выбрать осеннее и зимнее пальто, сапоги и туфли, так как мне совершенно нечего больше надеть. Все заштопанные пальто стыдно уже носить, а сапоги невозможно уже зашивать. И прошу Вас посодействовать, чтобы покупки оформили в кредит, так как выкупить их сразу у меня нет средств. Я получаю 63 рубля пенсии по возрасту и половина из них идёт на дорогие лекарства от пяти тяжёлых заболеваний».

Эта женщина никогда бы не написала своего обращения в горисполком, потому что и так обращалась к властям за помощью много раз. Она, учитель пения, клубный работник, долго трудившаяся на шахте Алексея Стаханова, оказалась в отчаянном положении именно по вине властей. Её лишили работы. И это – при пустующем просторном городском Доме Культуры! Но хоры, кружки «из экономии» упразднили, здание закрыли. Взамен комсомольские вожаки открыли платные дискотеки и видеосалоны. Да, воистину: старые песни запрещены и забыты!

Но шахтеры, её «детки», которых учила когда-то, чести не уронили: помогли деньгами, одеждой, ремонтом жилья. И разработали целую программу мер помощи малообеспеченным. Оформили не на фондовых началах, где всегда – лазейка для жуликов, а как ряд привилегий, законно принятых городским Советом.

В этой самоорганизации проявился забытый, казалось бы, отшибленный, исконный общинный дух.

 Теперь возьмём службу «собеса», эту бывшую «мирскую помочь». Сколько жалоб на неё о недоплатах и обманах при начислении льготных и инвалидных пенсий! К ней тесно примыкает служба здравоохранения. Множество жалоб и тут: произвольно сокращают сроки лечения, досрочно закрывают больничные листы работникам вредных подземных специальностей. За этим – противоправная «экономия» на лечении профзаболеваний и сокрытии травматизма.

Вот пример совместной деятельности двух «гуманных» служб. Человеку неправильно определили третью группу инвалидности и насчитали пенсию всего в шестьдесят рублей. За мужа вступается жена. Пишет в заявлении: «Он обязан даже по общему заболеванию, тем более случившемуся в забое, получать согласно законодательству максимальную пенсию как инвалиду первой и второй групп в сто двадцать рублей со всеми надбавками. Но, помимо жалкой пенсии, у человека теперь ещё рабочая группа инвалидности. Он вынужден трудиться, и трудится доставщиком крепматериалов на шахте «Замковская» уже три года десять месяцев и шестнадцать дней. С невыносимыми болями, с криками и стонами от головных болей, которых у него ранее не было, падал, отлёживался и опять работал, терпеливо стараясь выдержать и перебороть заболевание, надеясь на выздоровление, да и семье хотел помочь заработком. И любовь урождённая к труду сказывалась. Но этот перегруз и труд дорого ему достался… Он мучился головными болями. Стали пухнуть, сильно болеть и отниматься ноги. Он еле передвигал ногами, не зная, от каких болей громко стонать. Ему становилось страшно… Поражает, почему ему не установили вторую группу пожизненно сразу, видя как прогрессирует заболевание. Он вспарывал себе живот и выпускал руками кишки, вешался и, оборвавшись своей тяжестью, чудом остался жив. Весь побитый, долго в муках опять лежал в больнице. О какой работе могла быть речь! Ему надо было получать «регрессные» и быть дома под наблюдением, но и врачи его не щадили».

И в жажде справедливости женщина прикладывает старое, за 1952 год, благодарственное за мужа письмо от командиров военной части, где тот служил… Наивная душа! Надеется кого-то этим тронуть, доказать порядочность и честность работника Родины! И за этим – отчаянный крик сердца: человека загубили!.. Да, ничего в истории не меняется. Когда ещё народ выразил: «Эх, ты, шахта-лиходейка – жизнь копеешная, жизнь контрашная»!

Мужики вы, мужики,

Одним словом – дураки!

Вы во шахтах не бывали –

Нужды с горем не видали…

На площади, когда люди потребовали отчёт за всё это, парторг центральной больницы, и она же – глава комиссии по определению инвалидности, ВТЭК, - доктор Костьева бросила небрежно своему другу, главному врачу города Куперману:

- Неужели мы станем обсуждать проблемы нашей больницы перед этим стадом?

В ответ с площади единодушно потребовали - обоих лишить диплома!

Вслед за Куперманом и Костьевой лишились постов ещё многие руководители города. Стачком заставил депутатов собраться на внеочередную сессию и принять это решение. Но и тогда никто из чиновников не уразумел, что же произошло? Ну, как можно поверить, что толпа, быдло, масса преобразилась вдруг в народ, а этот народ взял реальную власть в свои руки без всякого на то «высочайшего» дозволения?!

Вот так проявились тогда, уже тогда, отрицаемые и скрываемые противоречия классовые. Да-да, именно классовые! Вот строки из обращений того времени (автор сам входил в состав стачкома, собрал и тайком вывез подборку документов. Именно они дали возможность опубликовать очерк, а после доказать факты в прокуратуре):

«Мы, простые рабочие люди, давно потеряли всю надежду на защиту, правосудие и справедливость у нас по месту жительства и из областного города Ворошиловграда (Луганска). Нам ни в чём не верят. Сколько брезгливости, ненависти и грубости к нам, как к неугодным»…

  «Я была у прокурора области, но всё так и остаётся по старому… Мы неугодные, чужие, простые люди, нам и погибать можно, лишаться здоровья и никто нас не защитит, не постоит за нас».

«Около двадцати лет мы пишем – сначала по месту в разные органы, а ничего не добившись, в Высшие инстанции, и столько же лет все письма отправляются назад на места… Поэтому всё по старому остаётся и грубо с издевательствами нам говорят, что пишите куда хотите… Нужны наши руки и труд, а потом мы становимся никто и ничто»… (пусть читатель сам сравнит из своего опыта то положение, те отношения, что были двадцать лет назад, и сегодняшние. Что, изменились они по существу, принципиально? И в какую сторону изменились? Исходя из этого, и следует делать вывод: кто, какие силы сегодня властвуют, несмотря на все модные самоназвания. Ну, а для автора с тех давних событий ясно, что под брэндом «перестройки» просто подготавливался захват, раздел и присвоение всей собственности. Сегодня эту собственность в очередной раз переделивают ставленники тех давних кланов и пытаются окончательно закрепить в своих группах с помощью реанимированных КПСС под иным названием и «прочим укреплением государственности и воспитанием патриотизма», начиная от местечково-резервационно-фольклорного и до псевдоимперски-буржуазного, с исторической атрибутикой и единично-выставочными образцами новейшей техники).

Вот в чём истинная причина мирного восстания шахтёров, их прихода во власть. Они поднялись действительно в защиту «униженных и оскорблённых». Классовая граница во все времена проходит между паразитами всех мастей и трудовым людом всех родов и занятий.

Стачкомы встали за правду, а не за бумажки-деньги, не за их количество. И не за все иные скоропортящиеся и преходящие блага мира сего (сегодня именно этим объясняют наёмные «образованцы» причину и движущую силу «перестройки и реформ». Дескать, жить хотели сыто, как на Западе, а дороги-де к тому «корыту» не знали. Вот и заблудились на время. Но сегодня «Правильным курсом идёте, товарищи»!)…

При всём этом рваческом азарте не следует всё же забывать: голым человек приходит в этот мир, голым и уходит. Ничего с собой не возьмёшь, даже если очень захочешь. Это – великое, не от воли нашей, зависящее равенство на все времена. От этого равенства не спасают ни капиталы-акции, ни права наследования, ни вся юстиция с институтом собственности. Вспомним, хотя бы, ветхозаветную историю Исава и Иакова. Всё безнравственное всегда рассыпается прахом и всё имеет условную преходящую форму. Ну, кого когда-нибудь «крючкотворство и заклинания уважать права» спасали, даже с опорой на всю мощь государств. Ветхозаветный мир спасло? Римскую империю? Несчастных негров или русских людей?.. Нет, просто, когда исполняется мера зла - выливается на землю переполненная «чаша гнева». Народы, в глубинах своих, помнят об этом законе Духа и считают его справедливым. Потому, что после потрясения жизнь возвращается на время к своему естественному истоку.

Пиком забастовки в Брянке стало вскрытие тайного склада. Члены стачкома, уже наученные предельной чуткости, заинтересовались центральным универмагом, что в семидесяти метрах от исполкома. Прилавков много, а торговать нечем. Да ещё слух пошёл: в городе скрытно объявился отпускник Повх, председатель Народного контроля, и ночами шныряет на крытом КАМАЗе меж дачных коттеджей местного начальства. Что тот «летучий голландец»! Неужто, вывозят и прячут имущество?.. Вот и решили проверить «элитный» торговый центр.

Пришли с сотрудником ОБХСС под вечер и в одном из складов сразу обнаружили уже забытые в открытой торговле балык и шампанское. От остальных складов ключей не было. Сказали – заведующая в отпуск уехала и с собой увезла. Естественно, не поверили. Уговорились наведаться ещё.

Утром, едва работница магазина отомкнула дверь, вошли в вестибюль и услыхали шум лифта. Движение в запертом подвале? Кинулись к кнопке – заблокирована. Поставили перемычку, подняли. Внутри оказалась заведующая. Ещё одна отпускница объявилась!

И дальше из глухого угла, из калориферной, вытащили хлопцы через замаскированный коробами люк такую уйму импортного товара и такого ассортимента и качества, что обомлели! Решили народу не показывать. Тут и сапоги «аляска», обувь греческая и фирмы «Саламандра». Французский парфюм, косметика для взрослых и даже для детей с оливковым маслом итальянским. Тюки с китайскими тканями, полотенцами. А далее – фирменные костюмы, куртки, плащи модные, пальто и чего-чего ещё только нет! За такое сокрытие, при нищих прилавках и вечных воплях в прессе о банкротстве страны, люди могут и шеи посворачивать!

Откуда взялась такая роскошь, выяснили скоро. Восемьдесят процентов импорта для всего города поступало сюда. Заведующая Е.Коновалова тайно выгружала и прятала товар по выходным, в тесном кругу доверенных людей. Нашли и список фамилий для отоваривания: сплошь всё «отцы города». Областные «папы» заворачивали тоже.

Для разбора этого дела стачком вызвал из Киева комиссию. Но та почему-то занялась разбором жалоб от населения. А дело с универмагом перепоручила ОБХСС области. И это притом, что «как бел день ясно»: заведующая действовала именно под прикрытием областных властей.

В этом расследовании факты пытались скрыть, но стачкомовцы кое-что разведали: все дефицитные продукты, вроде икры, крабов и пр., проводились именно через этот магазин. Обнаружена недостача в семьдесят тысяч рублей (тех, советских!), а дома у Коноваловой найдено ценностей на шестьдесят тысяч. Цена же спрятанного на складе товара – сотни и сотни тысяч рублей! Любопытнейшая деталь: дефицит бюджета угледобывающей на миллионы и миллионы Брянки – шестьсот тысяч рублей. Банк вовремя не перечисляет средства на зарплату из-за малых поступлений, жалких оборотов торговой сети. То есть, торговать нечем! А товар спрятан! И суммы проходят «теневыми каналами». Вон он, саботаж, мафиозный спрут, где все органы власти связаны криминалом и прикрывают друг друга в борьбе против своего же народа! Вот он, механизм отвращения от государства, разжигаемого выклянчиванием по всему миру постыдных подачек, «гуманитарной помощи» (ассортимент и качество товара тогда и сегодня не изменились – я говорю о стильном товаре. Он был, пусть и в меньшем количестве. Но не выставлялся на прилавок. Тогда эти вещи, продукты могли бы купить почти все. Но не жировать тогда «избранным». А сегодня полки завалены чем попало, всякой отравой и «теневой» халтурой. Но тот качественный редкий товар могут покупать уже очень немногие. Вот и всё «изобилие»).

Да, шахтёрам удалось вскрыть механизм торможения и извращения всех провозглашённых благих начинаний перестройки. Он состоит из многих узлов и хорошо координирован. Сопротивление местному, народному самоуправлению приобретает характер всеобщий и весьма эмоциональный. К административному аппарату примкнул зависящий от него так называемый «средний класс», местная «интеллигенция». Все выдвигаемые народом в исполком специалисты взамен снятых и разбежавшихся берут самоотвод. То же – с довыборами в горсовет, с подготовкой новых выборов. Ни один из интеллигентов не пришёл к шахтёрам с предложением помощи. Наоборот, постоянно распускают слухи, что рабочие грубы, глупы и завистливы. Они, якобы, устраивают провокации и подставляют честных порядочных управленцев из желания самим властвовать. Но шахтёрам-то властвовать некогда, им нужно работать, а во власть привести людей достойных и знающих. И самое ужасное в том, что таких почти не находится…

Так аппарат всеми силами и средствами запугивает, отторгает всё для себя чужеродное, опасное.

Но всё-таки сложней всего складываются отношения стачкома с органами правопорядка. Требование сменить их головку в городе вызывает ярость. Как в насмешку, сняли одного начальника ОБХСС, отдела бесправного, зависимого от исполкома. К тому же, этот начальник единственный, кто подавал в своё время докладные первому секретарю и прокурору о вопиющих нарушениях в торговле. Вот и сняли за это, как бы по требованию шахтёров! (чуть позже чины милиции прямо станут подстрекать уголовников к дракам и грабежу. Задержанных шахтёрами станут отпускать из отделений. Натравят блатных на членов стачкома. Поздним вечером на председателя Александра Назаренко на улице набросится человек с ножом, ранит его. Те же методы были использованы позже в массовом порядке и в ельцинской Москве во время расстрела Верховного Совета).

В этом принципиальном противостоянии с УВД области видны два подхода. Ведомство требует задокументированных фактов о личных нарушениях своих подчинённых. А рабочий комитет и всё население возмущены беспорядком в целом. УВД защищает свою неприкосновенность, а народ требует реформ структурных, позволяющих изменить положение дел, ввести муниципальную милицию. Отсюда видно, что стачком предваряет действия будущих полноправных Советов. Но без качественного изменения их состава скорые выборы могут превратиться в самоубийство страны (что, к прискорбию, и произошло).

Поэтому, сводить борьбу рабочих к выколачиванию материальных уступок – постыдно.

Итак, в результате забастовки неожиданно возродилась народная форма исторического творчества – местное самоуправление. Возродилась вопреки всему, из характера нашего, из той памяти родовой о вечевом устройстве, казачьих кругах, сельских сходах. Но возродилась в условиях социалистического уклада, когда формально уже существует эта самая выборная форма в виде Советов всех уровней. Отчего так случилось?

Для пояснения необходимо остановиться на отношениях стачкомов с этой выборной властью.

Одним из депутатов Верховного Совета СССР по Луганщине был председатель облисполкома Касьянов. Он прибыл на забастовку в составе комиссии начальников. Беседы с комиссией у народа на площади не получилось из-за нежелания администраторов вникать в суть проблем.

Другой депутат, забойщик шахты Стаханова Александр Царевский был избран от ВЛКСМ на пленуме ЦК и прошёл в депутаты потому, что меньше всех получил голосов «против» на этом номенклатурном мероприятии.

Царевский стал известен с начала восьмидесятых годов, когда рекорды принесли ему премию им. Ленинского Комсомола. Когда он прибыл из Москвы в Стаханов (Кадиевку) в разгар забастовки, шахтёры передали ему председательство в стачкоме.

Его вступление на пост ознаменовалось событием: он, используя АТС шахты, самовластно и за казённый счёт провёл телефонные линии своей матери и тёще. А затем объявил забастовку распущённой. Распускать пришлось его вместе со стачкомом. И выбирать заново.

Новый состав комитета решил исследовать историю рекордов Царевского. Объявили их, с фактами на руках, дутыми. Всем известно, как они ставились. Одного пускают вперед, а за ним доделывает бригада. Рубали уголёк вместе, а записывают одному. Главное – скорость проходки обеспечить. Вал другие подтягивают. Всё это делается с нарушением техники безопасности. А когда приз вручают, этот рекорд и эти нарушения превращают в норматив. И дальше с риском для жизни, с надрывом обязаны рубать уже все. Иначе в норму не уложишься, в заработке потеряешь.

Пока новый состав стачкома разбирался с рекордами Царевского, тот очутился в Брянке. И здесь на площади, пощеголяв на словах своей близостью к пиджаку Горбачёва, объявил: у соседей в Стаханове забастовка завершена. Можно расходиться по домам, ждать обещанных властями благ.

Любопытно, что в тот же самый день в Киеве, в республиканской «Рабочей газете» с утра вышла «утка»: «Обстановка нормализуется. Стахановчане покинули площадь… соб. кор. Шакалов».

За все эти «подвиги», за попытки и в Москве, в коридорах власти, разъединить, поссорить шахтёрские делегации всех бассейнов страны, депутату Царевскому на площади Брянки было выражено громогласное всеобщее презрение. С чем ему пришлось оставить Донбасс.

Ещё двадцать дней потом длилась забастовка. Рабочие сделали всё возможное для улучшения жизни своими силами. Четырнадцатого августа они спустились в шахты. Дальнейший простой грозил необратимым технологическим ущербом. Свою борьбу продолжили на общественных началах, то есть после смен и в выходные дни по скользящему графику.

В Брянке сопротивление рабочему контролю возросло мгновенно. То администрация шахт коллективы разной ложью против стачкомов настраивает, будто те выгоду тайную от торговли имеют. То прокурор не даёт санкции проверять полукриминальный кооперативчик. А то где-нибудь опять противоправную торговлю по талонам возобновляют.

И ещё, дикими стрелами хазарскими по степи слухи полетели: «Назаренку-то свои в драке подрезали. А стачком перегрызся и распался»…

Но всё ж у соседей в Кировске чиновники оказались находчивей. Горком провел мероприятие – «единый политдень» - и открыто обвинил забастовщиков в тунеядстве и развращении собственных детей!

Сюда же следует прибавить прослушивание стачкомовских телефонов, пропажу из сейфов рабочих бумаг, сбор сведений о членах комитетов сотрудниками МВД и КГБ. К моменту съезда делегаций шахтёров в Кремле нужные сведения на каждого уже имелись. А после самых деятельных рабочих через военкоматы отправили до самой зимы в зону ликвидации последствий Чернобыльской аварии.

Спустя месяц под тяжестью этих обстоятельств несколько стачкомовцев Брянки с документами в чемодане отправились в Москву – требовать приезда обещанной союзной комиссии для разбирательства последствий и устранения причин раздора. Но Прокуратура СССР, согласно инструкции, переправила дело в республиканскую. А та – в областную. Круг замкнулся.

И тогда хлопцы кинулись в Совет Министров. У Мавзолея рыжий капитан милиции на вопрос, как попасть в приёмную «до товарища Рябева», процедил небрежно: «Если вас туда кто-нибудь пустить». Но адрес всё же назвал.

Рыжий капитан оказался прав. Тщательно причёсанный седой дежурный, с явно «гэбэшным» прошлым, ответил сдержанно: «Нет. Нельзя. Не положено. Подайте на бланке». Ну, хотя бы письмо в окошке приняли, и то надежда. Письмо, правда, без ответа.

Так вот и гуляют по столице шахтёры – бунтари и правдолюбы «на общественных началах и за свой счёт». А сверху, с ремстройплощадок Москвы рассматривают эту нашу у «парадных подъездов» жизнь иностранные рабочие. «Гастарбайтеры» - новое знамение надвигающегося времени (совсем уже скоро всех нас, ради удобства дальнейшей эксплуатации, сделают друг для друга «иностранцами, инородцами, иноверцами…»).

1989 г.