Пятница, 29.03.2024, 15:50 | Приветствую Вас Гость | Регистрация | Вход

Библиотека

Главная » Статьи » Художественная проза » Глаголы прошедшего времени

Глаголы прошедшего времени. Глава III. Гости

Фотография 4



      А ещё были гости. Их было много. Подразделялись они на временных и постоянных. Последние считались почти что жильцами. Все в доме их знали, приветствовали, беседовали с ними где-нибудь на кухне или в коридоре. А то и на чаёк приглашали.

Порой хозяева вместе со своей компанией сами вдруг превращались в гостей, если кто-нибудь из соседей по случаю семейного праздника зазовёт к себе. Ну, и приходится кочевать, прихватив стулья, тарелки, рюмки-стопки, вилки и прочее. И тогда общая гулянка раскручивается уже до раннего утра, а слушает её весь дом.

Так и жили. Бывало, идёт человек в гости к одним знакомым, а попадает совсем к другим. Время такое - можно смело назвать его «временем гостей».

 Позже над теми годами «хрущёвской оттепели» повелось почему-то смеяться, охаивать их или, наоборот, романтически превозносить. На самом деле - тогда всякого хватало, как и во все времена: и глупости, жестокости и радостей, добра. Но самой характерной чертой в той эпохе была бодрость. И я думаю – эпоха та оказалась лучшей во всей советской истории. Мы, дети, запомнили молодых родителей весёлыми и открытыми, откровенными без страха. Почти ушла подавленность поколений предыдущих - десятилетие передышки многое может дать.

 

______________

Москва. 60-е

Как-то раз, уже во времена Брежнева, к деду пришёл в гости сын, мой дядя по маме. Он пришёл с праздничной демонстрации, о которой делал фотоотчёт и репортаж для газеты. Сели они за праздничный стол, выпили, повели разговор. Разгорячённый дядя съехал на анекдоты о Хрущёве. Дед насупился, просил замолчать. Но того разбирало пуще. Тогда дед поднялся и приказал сыну уйти. Тот заупрямился и начал язвить по поводу симпатий к «лысому волюнтаристу». Дед ответил: «Пусть он что-то делал не так. Но он людей на свободу выпустил. А твой Брежнев что для народа сделал? Может, когда-нибудь поймёшь»… И он вытолкал сына из дому.

Дед прекрасно знал, о чём говорил. Сам отсидел год во внутренней тюрьме Лубянки, откуда выходили только чудом. Потерял в лагерях старшего брата, бывшего когда-то преподавателем гимназии на Кубани. Спасал его детей от заключения в спецколонию, вывез всех на Дальний Восток и пристроил.

Вина их была в казачьем происхождении. Они принадлежали к старинному атаманскому роду, поведшемуся ещё со времён гетмана Наливайки, а то и раньше. И братья-мои деды, эти  потомки вольности, вопреки  лагерям и камерам уберегли главную свою тайну. Я узнал о ней гораздо позже. Дело в том, что с двадцать первого года и до конца тридцатых родители их скрывались в глухом черкесском ауле у кунаков моего прадеда или дальней родни прабабушки – точнее уже не выяснить. А накануне женитьбы ночью мой дед возил к ним невесту на коне из Георгиевска. Вёз горными тропами над ущельем за родительским благословением.

Характерные казачьи судьбы…  

 

_______________

  Черёмушки

Итак, шло десятилетие передышки. Многие дерзали иметь своё суждение обо всём, хотели просто любить и радоваться жизни. Собирались по друзьям, слушали «проклятый» джаз, танцевали, спорили о книгах Камю, Бёлля, о фильмах «новой волны» и буквально жили в гостях поочерёдно. Именно жажда радости общения соединила молодые поколения.

Вдобавок, постоянно происходили какие-нибудь будоражащие события: то космонавт успешно слетает и вернётся, то в Антарктику экспедицию высадят, пробившись сквозь льды, то атомный ледокол спустят. И постоянно производилось что-то новое: марки автомобилей, приёмников, телевизоров. Новые вкусные продукты: банки с кукурузой, сладкие и солёные хлопья из неё же в зелёненьких пачках и ещё многое. Дешёвая всяческая икра, крабы и креветки, разнообразнейшая рыба… Словом, поводов для веселья,  праздничного настроя хватало при желании веселиться.

И была действительная надежда на лучшее. Люди этим жили. Целыми семьями  гостили в выходные у друзей. А в новых районах вроде Черёмушек дворы и улицы заполнялись гуляющими. Пели, играли на аккордеонах,  гармошках. Шутки, смех… В беседках и подъездах бренчали на гитарах. У самых юных любимейшими были две самодельные песни на общую тему: "Золотая пропажа" и "Колокола". Последнюю запомнил я на всю жизнь:

Вот ты опять сегодня не пришла,

А я так ждал, надеялся и верил,

Что зазвонят опять колокола,

И ты войдёшь в распахнутые двери.

 

Перчатки снимешь прямо у дверей,

Войдя, положишь их на подоконник.

Я так озябла, скажешь, обогрей,

И мне протянешь нежные ладони.

 

Я их возьму и каждый пальчик твой

Перецелую, сердцем согревая...

Ах, если б ты ступила на порог,

Но в парк ушли последние трамваи.

 
Летят журавли

И ещё, это было время кино и знаменитейших московских фестивалей. Расцвёл наш особый неореализм. В кинотеатрах – очереди. Часто ходили на сеансы также из гостей, вместе с хозяевами, и догуливали потом в парках, обсуждая увиденное. И на это же время пришлись все три высшие мировые награды в Канне за всю историю нашего кинематографа - фильмам  «Летят журавли», «Баллада о солдате» и «Дама с собачкой», прежде оплёванным чиновниками партии и мастеровыми их прессы.

А первые гастроли мировых знаменитостей сцены! А международные фотовыставки! А вечера в Политехническом! А многое, многое другое из этого же ряда!..

Газеты и журналы выписывали десятками наименований. Почтовые ящики все обклеены их заголовками. Так и почтальону удобней и перед соседями – лёгкий кураж. Тиражи прессы с прилавков расходились буквально в несколько минут. Ну, а не бывать в музеях, галереях, театрах считалось просто неприличным.

Вот так хотелось жить, хватать эту жизнь, упиваться ею и ощущать полноту её и роскошь после всех страхов эпохи! И восторгаться всеми её гранями, надеясь, что дальше станет куда сказочней!

 

_______________

 

Наши личные гости были разнообразны и шумны. Среди них, как я узнал потом, оказалось много знаменитых, а впоследствии – очень знаменитых людей. Но если бы я знал об этом уже тогда, всё равно своего отношения и поведения не изменил. Они частенько засиживались, и я выходил к ним в пижаме из своей комнаты и требовал не смеяться громко, не кричать и вообще расходиться. Они мешали засыпать. Те в ответ примолкали, но вскоре возгонялись до прежнего градуса. Тогда я кричал на них из постели. Приходила мама, садилась рядом, гладила по голове и шёпотом просила чуть потерпеть: «Уже все собраны и просто прощаются. А в прощании торопить нельзя, это выглядит неприличным». И я смирялся. Мама сидела рядом, мне становилось тепло, надёжно. Ведь это моя мама, и мне очень не нравилось делить её с пришельцами. Я становился тогда как бы лишним, как бы гостем при них всех. Ну, куда это годится?

А собирались у нас люди разных занятий. Литераторы держались важно, вели речи непонятно-сложные. Когда хмелели, то принимались ругать каких-то неизвестных противников и делались злыми.

Юрий БеловВладимир Гусев

Кинематографисты нравились мне больше. Они хоть и пили много, но притом не злились, а, наоборот, веселели. Но и шумели хуже всех. Зато увлекательных рассказов-случаев от них можно было наслушаться вволю. Тут – и актёрские анекдоты Юрия Белова или Владимира Гусева или же приключения режиссёров, операторов где-то на краях земли. Удивительно -  большую часть своего пути жизни я пройду по их следам. И до сих пор встречаю эти совсем ещё свежие следы. И тогда во мне оживает то, казалось бы, давно прошедшее время, когда я, малоразумное дитя, слушал их, раскрыв рот, а все они были молоды, задористы, полны идей и желаний сделать что-нибудь совершенно замечательное и удивить мир.

Врачи-хирурги, мамины коллеги, отличались тем, что предпочитали пить неразбавленный спирт. Держались очень просто. И рассказы вели такие же простые, больничные, о всяких клинических случаях вперемешку тоже с анекдотами, но «чёрного юмора». Этот народ частенько циничен, а циничность его непосредственна до наивности. Насколько я понимаю, нравы и особенности этих профессионалов во все времена меняются мало.

Порой квартира наша приобретала экзотический привкус. То завезёт кто-нибудь в подарок с севера тапки из оленьего меха, а тот начинает сыпаться и устилает острой щетиной пол. То притащат розово-пупырчатого здоровенного краба из недр Тихого океана или мешочек кедровых шишек. А то вдруг разместится под столом бурдючок или овальный, с ручечкой, бочонок молодого вина. А на столешнице красуется связка чурчхел, горки миндаля, фундука и сочного кизила. Ароматы Севера, Сибири и Дальнего Востока завозили кинодокументалисты. А приветы Грузии были связаны либо с короткими заездами молодого Отара Иоселиани, либо со светло-рыжим красавцем картвелом Дэви, когда он пролётом возвращался из отпуска с родины. Служил этот обаятельный голубоглазый умница дипломатом посольства то ли в Австрии, то ли в Швейцарии. Но однажды мы узнали сногсшибательное: Дэви оказался разведчиком, был раскрыт и выслан. Через какое-то время его определили помощником капитана сухогруза, ходившего в Африку. С тех пор он исчез. Но время от времени в нашем почтовом ящике оказывались открытки без подписи. Фотокартинки были замечательные: виды гор и озёр, пальмы, баобабы, стада зебр, камышовые хижины. А на оборотной стороне я обязательно находил приклеенную большую и яркую марку с подобной же экзотикой. Это дядя Дэви, помня о моём увлечении-собирательстве, специально отыскивал и присылал таким образом эти марки. 

 

_______________

Анатолий Ниточкин

Однажды ни с того, ни с сего взялся меня изводить кинооператор дядя Толя Ниточкин, снимавший знаменитые фильмы режиссёра Данелии. Песни из них долго ещё распевала вся страна.

Фотопроба на роль в к/ф "Серёжа"

Так вот, придёт дядя Толя, сядет рядышком и начнёт расспрашивать, какие книжки люблю, да во что играю, да обижает ли меня кто-нибудь? А сам остренько посматривает. Мама это заметила, заволновалась и старалась находиться рядом. Потом он выпросил у мамы разрешение фотографировать. Принёс свой фонарь, ставил меня то у косяка дверного, то у окна, нацеливал свою лампу, заставлял подолгу смотреть в одну точку, улыбаться или хмуриться и не моргать. Очень это надоедало! Наконец, он отстал, исчез. И вдруг нам сообщили по телефону из группы Данелии: ребёнок подходит на главную роль в будущем фильме «Серёжа». И просят доставить меня для проведения дальнейших проб. Оказывается, дядя Толя приглядел меня и тайком сделал фотопробы, которые режиссёру очень понравились. Так могла бы начаться моя киножизнь. Но мама вспылила. Я впервые видел её такой. Она безжалостно отчитала дядю Толю и категорически запретила втягивать меня в это дело.

Серёжа

Бедный друг наш долго потом избегал появляться. А я, вопреки той воле матери, втянусь всё же в своё время в это малоблагодарное и очень неполезное для здоровья ремесло.

Лишь однажды ещё я увижу маму такой же решительной и ещё более яростной, чем в той истории. Это связано с попыткой военкомов отправить её в Чехословакию в шестьдесят восьмом году. Мама была старшим лейтенантом медицинской службы флота в запасе. Военно-полевая, гнойная хирургия, травматология – её специальность. И вот вызывают маму и вручают предписание надевать погоны и отправляться через сутки на транспортном самолёте. Но она отказалась ставить подпись. По какому праву её разлучают с ребёнком, возраст которого требует, чтобы мать была рядом? Разве в стране объявлена война и всеобщая мобилизация? Или в Москве перевелись мужчины-хирурги и даже врачи-женщины, среди которых можно выбрать без ущерба для детей? И только ради меня она не высказала там всего, что думает вообще о тех событиях. Но всё равно на неё решили заводить судебное дело. И тогда все друзья-медики, те простые любители спирта, бросились на выручку и по своим связям отстояли маму.

 

_______________

А.И. Солженицын и Б.А. Можаев. Солотча, 1963 г.

В те же самые времена, когда в нашем старом доме веселились, делились идеями, спорили, у моей бабушки на Оке появлялся совершенно особенный гость – Солженицын. Отец возил своего задушевного друга Саню собирать материалы для будущей эпопеи «Красное колесо». У бабушки моей была удивительная память и широчайшие знания о той уничтоженной хозяйственной жизни, о том быте до революции. Так, она помнила по годам цены на хлеб, гречку, просо, сено, кожи и прочее. И не просто – цены, а закупочную разницу их в Москве, Петербурге, Рязани, Тамбове, Нижнем Новгороде… Она знала, допустим, какую наценку брали возницы с пуда зерна и на сколько вёрст, когда подряжались доставить урожай к пристани или на мельницу!

Вообще, те прежние люди - настоящие живые, а не персонажи советских книжек, фильмов, учебников истории – были деятельные, сметливые, умные. Много таких было во всех сословиях. На них-то и направили своё презрение ещё старорежимные образованцы – извечные презрение и ненависть недоучек и неудачников, всех «петь трофимовых и смердяковых» ко всему дельному, деловому, самостоятельному. А затем таких людей просто уничтожали методически, чтоб не мешали властвовать и кормить уцелевшую рабсилу сладкими грёзами о будущем – той второй глагольной формой будущего времени «без нас или после нас»...

Бабушка прожила тяжёлую жизнь. В тридцать пятом году арестовали по «соседско-приятельскому» доносу и сгноили в лагере под Благовещенском её мужа, моего деда. Она одна поднимала пятерых детей, а все они до начала войны лишены были гражданских прав. Как же тяжко ей приходилось! И потому бабушка на людях всегда была сдержанной и осторожной, старалась отмалчиваться. Даже в советскую церковь принципиально не ходила, хотя смолоду была истинно-верующей. А вот Солженицына поняла и приняла сразу. Ласково называла его про себя «рыжим». С удовольствием вспоминала, подробнейше рассказывала о том укладе, о нравах и просила отца привозить своего друга ещё, почаще. Она как в молодость возвращалась. Многое записал Александр Исаевич в блокноты, многое пошло затем в дело. А потом он взял вдруг и выбрал прототипом героя моего отца, с него и писал Благодарёва, о чём признался уже незадолго перед кончиной. Помню, как в семидесятые годы мы с отцом на той же Оке слушали по «Спидоле» сквозь треск и вой глушилок первые чтения глав «Красного колеса» на радио «Свобода» и совершенно не догадывались об этом прототипе.

_______________


  Мама

То «время гостей» часто превращало нас из хозяев в этих самых гостей. Я не любил таких превращений. Но имелись исключения, когда я не был «довеском» взрослых, когда меня вёл собственный интерес.

Первое исключение – семья фронтового оператора, режиссёра и легендарного партизанского командира Глидера. Мама дружила с его молодой женой Галей, монтажницей Центральной студии документальных фильмов. А их две дочки были почти моими ровесницами. Жили они в похожей на нашу коммуналке и на школьные каникулы брали путёвку в пансионат на Клязьме, совсем тогда новенький. И тётя Галя прихватывала меня. Сколько же свободы, тишины и уюта выпадало! Мы с девчонками придумывали всякие сложные игры или просто носились. Измышляли самые страшные истории, разыгрывали сказки Перро в лицах. С утра – молочный завтрак. И – лыжня среди соснового бора. А как уютно смотреть из освещённой комнаты в пугающую черноту за окном под вой метели и понимать, что совсем нечего страшится за этими тёплыми стенами, рядом с весёлыми подружками и внимательной их мамой. Я даже не скучал по дому!..

И была ещё тётя Роза. Она жила неподалёку от нас на Симоновском валу в новом девятиэтажном доме из жёлтого кирпича. Окна её выходили тоже на Москва-реку, но с другой стороны от стадиона «Торпедо». Маму связывали с Розой сугубо женские заботы, волнения, откровения. Порой она прихватывала к ней меня, если деваться было некуда.

Никогда не встречал я больше такой красавицы-цыганки, какою была мамина сокровенная подруга, артистка театра «Ромэн». Они обычно сажали меня в кресло поодаль, давали какой-нибудь альбом, но я исподволь наблюдал за тётей Розой. Особенно восхищало, когда она принималась наигрывать на гитаре, тихонько петь глубоким бархатным сопрано. При этом глядела куда-то в точку, будто далеко за стену и что-то там видела недоступное другим. Чёрные глаза её становились так же глубоки, печальны. Иссиня-чёрные волосы, тугие и волнистые – либо свободно распущены по плечам, либо схвачены у затылка застёжкой и мягко, точно ласкаясь, опускаются меж лопаток. Тёмно-вишнёвая кофточка оттеняет их черноту, а чернота волос резко оттеняет неожиданную для цыган белизну кожи. Нос -  тонок и прям, совершенно правильной формы, с нервными чуткими крыльями. А губы – спелые, но не полные и вместе с тем не тонкие. И на щеке, высоко – тёмная родинка-пятнышко.

Вопреки всей своей красоте и таланту эта завораживающая женщина тридцати лет жила несчастной, неустроенной. И выговаривалась маме. А мама умела ободрить её. И я уже с той поры чувствовал: такая дружба и отношения для женщин очень-очень важны. Именно в них раскрываются иногда глубины сердца до его предела. И до сих пор удивляюсь, отчего у таких красавиц и умниц не складывается жизнь? Подозреваю, тому есть достаточно причин, самых порой неожиданных, тайны которых мне недоступны. Могу поделиться лишь одной мыслью, отчего-то самовольно идущей в голову. Может быть, такие женщины слишком хороши для многих  мужчин?..

Про себя же я знаю точно: благодаря маме и её подругам у меня с детства складывалось особое, лично моё отношение к женщине.


 
Мама

_______________

 

Увы, то «время гостей», та эпоха завершится быстро. Всего один поворот идеологической машины – и былое веселье, бодрость выродятся в мрачное пьянство, сломанные судьбы, озлобление, обмен былых принципов на карьерное местечко (хватит всего двух этих поворотов, чтобы разорить, разрушить страну, доразвратить население и сказочно озолотиться на этом партийно-комсомольским номенклатурным кланам).

Но и противостояние личностей этому будет, уход в познание себя, в искусство, веру, мир мысли… Время фильмов Тарковского, время «Июльского дождя» Марлена Хуциева.


  Июльский дождь

2009 г.

Категория: Глаголы прошедшего времени | Добавил: defaultNick (10.10.2012)
Просмотров: 1060 | Комментарии: 2 | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 2
1 Сима  
0
Спасибо большое за подаренные минуты ностальгии!
Хотелось бы продолжать путешествие по волнам памяти дальше.

2 screenplay  
0
Спасибо за отклик. Продолжим обязательно! С праздниками вас!!!

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]