Четверг, 28.03.2024, 17:16 | Приветствую Вас Гость | Регистрация | Вход

Библиотека

Главная » Статьи » Драматургия » Три товарища

Три товарища. Серия 3.
Вечером по освещённому коридору проходила хозяйка. Проходила наряженная и со всей возможной статью. По ходу скупо откланивалась жильцам сквозь отворённые двери.
Стукнув в дверь Робби, вошла.
- Роберт. Даму, которую вы прячете от нас, можете не прятать. Пусть приходит открыто. Она мне понравилась.
- Но вы же не видели её, – Робби в это время застёгивал белую сорочку.
- Не беспокойтесь, видела. И она мне нравится. Даже – очень. Такая дама не должна прятаться. Но эта женщина не для вас. Удивляюсь, как вы откопали такую в ваших кабаках.
- Мы уклоняемся от темы.
Тогда фрау Залевски подбоченилась и веско высказала:
- Эта женщина для человека с прочным положением. Словом, для богатого человека.
- Вы можете сказать то же о любой женщине, - он взялся пристёгивать запонки.
Она тряхнула седыми кудряшками.
- Увидите. Будущее покажет.
- Будущее? Кто это сегодня рассуждает о будущем? Стоит ломать себе голову над этим!
Та покачала своей величественной головой:
- До чего же теперешние молодые люди странные. Прошлое ненавидите. Настоящее презираете, а будущее – безразлично. Вряд ли это приведёт к хорошему концу.
- А что вы им называете? Хороший конец бывает, когда всё предыдущее плохо. Нет. Уж куда лучше плохой конец, - и он снял со шкафа вешалку. Стал надевать смокинг.
- Смокинг?! У вас?! – изумлённо шепнула хозяйка.
- Да, у меня! Ваше умение делать правильные выводы вне всякого сомнения.
Она пристально посмотрела на Робби:
- Ага! Ага! Вы скоро вспомните мои слова! Когда столкнётесь с первыми превратностями. В жизни всё должно устойчиво стоять на своих местах. А напрокат, господин Локамп, не проживешь, - и вышла, громко хлопнув дверью.

Фасад театра – в ярком освещении прожекторов. Премьера. У входа густо - публика. Суровые полицейские часто выхватывали из толпы людей в обносках.
Подъезжали дорогие сияющие автомобили. Выходили, посверкивая украшениями, женщины в вечерних платьях. И мужчины – во фраках, упитанные и розовощекие, самоуверенные.

Со скрипом и стоном затормозило старое такси. Робби помог Пат выйти. Расплачиваясь, склонился к окну водителя. Спросил по привычке:
- Хорошая выручка сегодня?
Усталый небритый мужчина зло покосился:
- Ничего, - и отвернулся.

Робби, нахмуренный, оглядел Пат. На той было платье из серебряной парчи, мягко и изящно ниспадавшее с прямых плеч. Сзади – глубокий треугольный вырез. В сиреневом свете сумерек Пат казалась серебряным факелом. Наряд изменил её. Она выглядела независимой – сама по себе.
Он помог ей надеть серебристый жакетик. Хмурясь, высказал:
- Была бы ты в этом тогда, ни за что бы не подступился.
- Так я тебе поверила! – улыбнулась она. Близкий спектакль её возбуждал, глаза светились.
- Страшновато мне. Ты как будто далекая. Совершенно новая.
- На то и существуют платья, - и Пат свободным широким шагом направилась ко входу. А платье, хоть и казалось узеньким, совсем не стесняло шага.
- Может быть. Но меня оно пришибло. К нему нужен другой мужчина, с большими деньгами.
- Да, они дают независимость, милый. Но нам-то что делать? Выпрямись, держись уверенней. И не смотри так зло по сторонам, - и она улыбнулась краем губ.

У входа он достал билеты. Пат глянула:
- Ты взял ложу?! Да это же целое состояние!
- Да, не хочу, чтоб ты сидела среди тех, благополучных. Для них всё давно уже решено и выверено. И за нас – тоже.

Свет в зале погас. Зазвучала широкая мелодия оркестра – музыка к «Сказкам Гофмана».
Робби отодвинул своё кресло вглубь ложи. Теперь он не видел ни сцены, ни бледных лиц зрителей – одну только Пат.
А она полностью погрузилась в звуки. Свет сцены достигал её и придавал виду какую-то небудничность, сказочность.
Пат забыла обо всём. Даже – о Робби. Ни разу не повернулась. И он, чуть улыбаясь, не сводил с неё влюблённого взгляда. А потом прикрыл глаза. Но улыбка оставалась.

Вспыхнул свет - антракт. Пат обернулась. Глаза будто стали больше.
- Не хочешь выйти?
Она отрицательно повела головой.
- Слава Богу! Тошно ходить, когда на тебя все глазеют. Принесу лучше соку.
И он, выйдя из ложи, стал решительно протискиваться по фойе к буфету.

Когда он вернулся, в ложе за креслом Пат стоял мужчина. Видно было – они оборвали разговор при его входе на полуслове. Она – слишком оживлена, весела.
- Роберт, это господин Бройер.
- Роберт? – нахмурился друг. – Ах, да! Роберт, - сухо кивнул и поставил стакан с соком перед Пат на барьер ложи.

Началось второе действие, но Бройер не уходил, всё шептался о чём-то с Пат, низко склоняясь к её уху. Смокинг его сшит был великолепно, а манеры свободны, изящны. И потому он получал удовольствие от движений, от общения.

Робби уселся на свое место. Ревниво стал следить. Вдруг услышал, как тот обратился к Пат на «ты», по-свойски:
- Значит, ты не против?
Роберт выпрямился, напрягся. Лицо помрачнело.
- Господин Бройер спрашивает: не пойти ли нам после в «Каскад» потанцевать? – в тоне Пат – и вопрос, и утверждение вместе. И ещё – укоризненная улыбка.
- Если тебе хочется, - отделался без радости Робби.
- Итак, встретимся у входа, - и Бройер, наконец, откланялся.

У театрального подъезда Пат уверенно двинулась к большому «Паккарду». У машины ожидал Бройер.
- Ты перекрасил его? – на подходе спросила Пат.
- Недавно, - машина была серого цвета. – Тебе нравится так?
- Гораздо больше.
- А вам? – учтиво обратился тот к Робби.
- Не знаю, какой был раньше, - тот опять чувствовал себя неуютно.
- Чёрный.
- Чёрная машина всегда выглядит очень красиво.
- Да, но иногда хочется перемен. Ничего! К осени будет новая, - он распахнул дверцы. Все расселись. Тронули.

В дансинге играл отличный оркестр. Зал был полон.
- Кажется, всё занято, - Робби не мог скрыть облегчения.
- Сейчас устроим, - и Бройер юркнул в зал.

К барьеру, откуда видна вся танцевальная площадка, официанты внесли столик, стулья. Накрыли. Поставили выпивку, блюда. И трое расселись. Налили в рюмки, выпили.
Оркестр заиграл танго. Пат склонилась над барьером. Засмотрелась.
Бройер элегантно поднялся:
- Потанцуем?
- Я так давно не танцевала, - посмотрела Пат на Робби сияющим взглядом. И тот не мог не кивнуть.

Танго длилось. Пат издалека посматривала на Робби и улыбалась. В ответ он кивал, но про себя хмурился. Она выглядела прелестно и танцевала великолепно. Но и Бройер соответствовал ей. Они были явной парой, выделялись из всех, и Робби унывал. Заказал полный бокал рома.

Бройер подвёл Пат к столику, подал стул. Она села, а тот, кивнув, заспешил поговорить со знакомыми в зале.
- Давно ты знаешь этого мальчика? – ревность захватила теперь Робби и смешивалась с унынием и завистью.
- Давно. А почему ты спрашиваешь так?
- Так. Часто с ним здесь бывала?
Она внимательно всмотрелась. Ответила мягко:
- Я уже не помню, Робби.
- Такие вещи помнят.
Она покачала головой. Грустно улыбнулась.
- Можешь мне всё сказать, - потупился тот. Добавил убито: - Ничего такого в этом нет. Жизнь.
- Робби, неужели ты думаешь – я бы поехала с тобой сюда, если бы что-то было?
- Пат, я очень люблю тебя.

Вновь заиграл оркестр. Подошёл Бройер.
- Блюз. Хотите потанцевать? – обратился к Роберту.
- Нет.
- А ты попробуй, Робби? – попросила Пат.
- Лучше не надо.
- Но почему же? – удивился Бройер.
- Мне это не доставляет удовольствия, - к Роберту вернулись все его переживания. – И не учился никогда. Времени не было. Но вы танцуйте, танцуйте.
Пат не двигалась с места.
- Послушай, Пат. Ведь для тебя это такое удовольствие! Используй.
- Но тебе не будет…одиноко? – заколебалась она.
- Ни капельки! – Робби показал свой бокал. – Это тоже своего рода танец.
Вид у Пат сделался встревоженный. С тем она и ушла. А Робби, повертев бокал, одним глотком осушил его.

На этот раз танцоры вернулись уже в компании с моложавым лысым мужчиной и двумя хорошенькими женщинами. Все держались непринуждённо, самоуверенно.
Расселись. Пат шепнула другу на ухо:
- Робби, не пойти ли нам домой?
- Зачем?
- Ведь тебе скучно.
- Ничуть. А для тебя – удовольствие. Это же всё твой круг, твои люди, - и он вновь налил себе.
- А что вы такое пьёте? – вежливо поинтересовался лысый.
- Ром.
- Грог?
- Нет, ром.
Тот плеснул себе. Пригубил и поперхнулся.
- Да. К этому надо привыкнуть.
В ответ Робби опять единым махом опустошил бокал. Обе женщины переглянулись заинтересованно.

Пат с Бройером вновь ушли танцевать. Одна из женщин теснее придвинулась к Роберту, упруго уперлась грудью в его руку.
- Замечательно уметь так пить, - произнесла ломким, будто стеклянным голосом. И откровенно посмотрела раскосыми серо-зелёными глазами. Протянула к его бокалу сухую и жилистую, в украшениях, руку.
А лысый шепнул как бы между прочим:
- Бройер уже давненько влюблён в Пат. Но побаивается.
- Вот как?
Тот захихикал.
Робби отыскал глазами танцующих. Пат тревожно и строго смотрела на него издалека. Он помахал ей ладонью. И обратился к женщине:
- Вот что… То, чего вы хотите…и то, чего хочу я…безнадёжно.
Та, запрокинув голову, расхохоталась.

Пат с решительным видом стояла у столика перед Робертом:
- Пойдём, потанцуем.
- Нет, - он уже пьянел. – Тебя куда изящней ведут другие руки.
- И всё-таки мы потанцуем, - глаза её потемнели.
- Нет. Нет, Пат, - и он поднялся. Шатнувшись, двинулся к выходу.

Бройер развозил их на своей машине. Сначала он укутал ноги Пат пледом. А Робби с ревнивой ухмылкой наблюдал.
Она же сидела в углу, не шевелясь, и смотрела в окно: бледная, усталая, горестная.

Бройер остановил авто у её крыльца. Поцеловал руку.
- Спокойной ночи, - Робби прощался не глядя.
Та, кутаясь в жакетик, медленно и как-то тяжело стала подниматься по высоким ступеням.
- Где высадить вас? – обратился, трогая, Бройер.
- На следующем углу.
- Я с удовольствием отвезу вас домой.
- Нет уж. Лучше тогда – к бару «Фредди».
- А вас впустят туда?
- Очень мило, что вас это тревожит. Будьте уверены – ещё как впустят!

Только «Паккард» совсем скрылся в темноте улицы, из парадного вышла Пат. Засмотрелась вслед уехавшим.
Где-то далеко вдруг послышались пистолетные выстрелы. Она вскинула голову. Огляделась. И пустилась вниз по ступеням.

Робби, покачиваясь, ошивался у светящихся дверей бара. Из-за них неслись громкая музыка и пьяные вскрики женщин.
Дверь распахнулась, на порог вышла одна из них, с сигаретой в пальцах. Это была та самая худенькая проститутка, что когда-то со слезами глядела на гуляющих Пат и Робби.
- Робби? – разглядела она его.
- Привет, Лиза, - и он развернулся, уходя.
- Робби, подожди! – потянулась та следом.
- Прощай, Лиза, - отмахнулся тот и стремительно припустил прочь.

По ночной улице стучали быстрые каблучки. Пат торопилась. Впереди показался барачный пансион фрау Залевски.

Робби стоял под тёмными окнами Пат. На глазах – слёзы. Несколько раз тихонько свистнул. В ответ – мрак, тишина.

Пат стояла под тёмными окнами Робби. Склонила голову. Кутаясь, побрела вдоль фасада.

Робби, изрядно отрезвев от прогулки, подходил к своему жилищу. Отомкнул дверь. Стал подниматься. Вдруг замер – услышал во мраке тяжёлое дыхание.
Ступил ещё пару раз. Впереди – бледное серебристое пятно.
- Пат?..
Пятно шевельнулось.
- Пат?! Что ты делаешь?! – простонал Робби.
- Кажется, вздремнула.
- Как ты попала сюда?!
- У меня же ключ от парадного, - голос её звучал хрипловато.
- Я не об этом! Боже, зачем это?! – он охватил руками голову. С болью посмотрел вокруг: на облупленную стену, на стёртые грязные ступени. Затем – на парчу её платья, на узкие блестящие туфельки.
- Я сама всё время спрашиваю себя об этом, - и она горестно подпёрла лоб рукой.
- Пат! Ты потрясающая девушка! – он кинулся к ней. Легко подхватил на руки, понёс: - А я…
Она прикрыла ему рот ладонью:
- Фу, как воняет твой ром! Лучше, помолчи. И дай мне ключ от комнаты, чтобы мне тут больше не мёрзнуть. Да, я сегодня остаюсь у тебя до вечера. И буду оставаться часто-часто.
- Значит?.. – и он счастливо зарылся губами в её волосах. – Обещаю! Хотя бы брачное путешествие я обеспечу.

Ярким сияющим утром по пустому шоссе вдали от городов и посёлков катил старый «Ситроен». По сторонам лишь поля да леса.
Пат устало откинулась на сиденье. Потянулась спиной:
- Когда-то в кадиллаке было удобней.
- Такова моя жизнь, Пат. Хорошо, пока не поездом.

Он остановил у обочины. Они сошли, разминаясь, на луговину.
- Смотри, Робби? Что это за цветы у ручья?
- Анемоны, - ответил тот, не глядя.
- Ну что ты говоришь? Эти гораздо крупнее.
- Тогда – кардамины.
- У кардаминов совсем другой вид.
- Ну, тогда – цикута.
- Робби!
- Больше не знаю. До сих пор обходился тремя названиями. И одному всегда верили.
Она рассмеялась:
- Жаль, не знала. Удовлетворилась бы анемонами.
- Цикутой. С цикутой я добился больше побед.
- О-о! Это весело! Ну-ка расскажи, частенько тебя так расспрашивали?
- Не слишком. И совсем при других обстоятельствах. Ты не то себе представила, - он с улыбкой поцеловал её в щеку.
Она вдруг задумалась:
- А знаешь? Мне иногда стыдно ходить по земле и почти ничего не знать о ней. Даже названий нескольких цветов. Это грустно.
- Не грустней, чем вообще не знать, зачем околачиваешься на ней.
В ельнике закуковала кукушка.
- Раз, два, три, - начала счёт Патриция.
- Зачем это? – удивился Робби.
- Ты не знаешь, дитя автомобильного века? Сколько раз прокукует – столько лет проживёшь.
- А! Вспомнил. А есть, кстати, другой смысл, - и Робби полез в карман, вынул горсть мелочи. Встряхнул.
- Что с тобой? – покосилась Пат. Она вся сосредоточилась на звуках, летящих из леса.
- Чтобы денег стало больше. Они, действительно, придают независимость. Я понял. А некоторые женщины вообще выходят замуж за деньги. А нам приходится обслуживать их капризы.
- Четырнадцать… Вот, это - ты! Я хочу жить, а ты хочешь теперь денег.
- Нет. Хочу взглянуть на земную любовь с иной точки. Без женщин не было бы и денег, а мужчины стали бы нацией героев. В окопах не важно, у кого какая собственность. Но в быту женщина пробуждает худшее: страсть к обладанию, общественному положению, сверхзаработку и комфорту. Нет, недаром миссионеры-католики холосты.
- Тридцать пять… Робби, брось умствовать. Ты сбиваешь меня. Мне важней это. Разве ещё не убедился: я отношусь к жизни иначе, - и она вновь принялась сосредоточенно считать шепотом.
А из ельника всё неслись и неслись звуки.

Под этот голос кукушки «Ситроен» медленно катил по шоссе вдоль близкого моря.
Пат спала, привалившись щекой к плечу Робби. Тот вёл осторожно. Улыбался.
А их голоса – продолжение той беседы на луговине – всё звучали, уже помимо них:
- Сто, Робби! Сто! Счастливое число! Вот сколько я бы хотела прожить.
- Ты храбрая женщина. Но как же можно столько жить?
- А это видно будет.
- Тоже правильно. Говорят, труднее всего прожить первые семьдесят. А дальше идёт проще.

Голоса стихли. Машина остановилась у маленькой виллы.
Открылась дверь. Вышла владелица – миловидная седая дама. На ней было закрытое чёрное платье с брошью в виде золотого крестика.
- Господин Кестер уже предупредил вас о нашем приезде? – кивком приветствовал её Робби.
- Да, я получила телеграмму, - та внимательно, придирчиво разглядывала его. Похоже, готовился форменный допрос: - Как поживает господин Кестер?
- Довольно хорошо, если можно выразиться так в наше время.
- Вы с ним давно знакомы?
- С окопов.
Хозяйка построжела лицом. Но тут от машины подошла, наконец, Пат. И лицо той разгладилось. Женщины радушно улыбнулись друг другу.
- У вас найдутся комнаты? – Роберт спрашивал резковато.
- Уж если господин Кестер известил меня, то комната для вас всегда найдётся, - чопорно заявила она. И дальше обратилась уже к Пат: - Вам я предоставлю самую лучшую.
И обе дамы двинулись ухоженной садовой дорожкой. Робби шёл следом и растерянно почёсывал затылок.

Комната оказалась просторной, светлой и уютной. Имелся отдельный выход в сад. У одной стены – подобие ниши, где стояли спаренные кровати. Роберт уставился на них, не отрываясь.
- Ну, как? – с неким превосходством спросила хозяйка.
- Очень красиво, - ответила от окна Пат.
- Даже роскошно, - торопливо прибавил Робби.
- Главное, вашей жене нравится.
Пат едва не давилась от смеха, глядя на хлопающего ресницами Робби.
- Да-да. Разумеется. Жена, - серьезно вдруг подытожил тот, спрятал за спину кисть правой руки без кольца и задумался.
- Вы желаете питаться здесь или в столовой?
- Здесь.

Хозяйка кивнула и вышла.
- Итак, фрау Локамп. Вот мы и влипли, - прошёлся Робби по комнате. – Перед Отто неловко. Не хватало всему раскрыться. В этой старой даме чувствуется что-то церковное.
- Это не старая дама, Робби, а очень милая старая фрейлейн, - Пат обняла его за шею, поцеловала. – Скажи, пожалуйста, ещё раз: фрау Локамп.
- Фрау Локамп, разбирайте чемодан. Немедленно бежим на море!

Море было спокойное, тихое. Волна – низкая. Кружились и резко орали чайки.
Первым к берегу подплывал Робби. За ним – Пат. Её белая шапочка то исчезала, то появлялась в синем перекате волн.
Он ступил на песок. Подождал и подал руку – Пат немного пошатывало.

Вышли на пляж. Она опустилась было, но он подхватил её и поставил на ноги:
- Сначала оботрись насухо, - подал полотенце. – Мурашки уже пошли. И не смотри, что солнце еще припекает. Переохладишься – сама не заметишь.
Пат послушно вытерлась, сняла шапочку. И оба упали на песок.
- Я, как фрау Локамп, обязана теперь слушаться, - пошутила она, блаженно вытягиваясь под лучами.
- А я лежу сейчас, услышал прибой и вспомнил. Был один очень похожий день. И так же лежал на песке. Тебя только, конечно, не было. Со мной были другие, - он прикрыл под солнцем глаза. – Фландрия. Роту отвели на отдых в Остенде. Большинство не видали моря. Боже, что началось!

Робби смолк. Вместо шума прибоя – голоса, крики множества парней, плеск, хохот.
А Пат, слушая его, неподвижно глядела в пустое море…

- Ну, представляешь, что бывает, когда много мальчишек оказывается в воде. Белые крепкие тела… А после – большое наступление. От роты, от этих мальчишек – всего тридцать два человека осталось.

Он открыл глаза, сел. Взгляд его растёкся по пустому пространству:
- А сколько их дотянуло до конца? И потом?
Села и Пат. Смотрела в глубину моря на уходящую красновато-золотистую дорожку.
Помолчали. Потом она поднялась:
- Хочу искупаться ещё. В их память.
- Недолго. Ты много была в воде.

Она махнула ему рукой и пошла по пляжу прямо на ту самую красноватую дорожку. А солнце вроде нимба стояло за её головой. Сама же она в этом сильном свете виделась тёмным силуэтом.
Он невольно поднялся. Удивленно смотрел на это видение – стройную женщину, погружающуюся в расплавленное золото под синим небом. Совсем одна во всём мире.
Она издали снова махнула рукой, легла на воду и как исчезла, растворилась.

Робби напряжённо всматривался и не отыскивал следа её шапочки. Не выдержал – закричал в сильном волнении:
- Пат?! Пат?!

К вечеру бледная Пат лежала в комнате под одеялом с высоко подоткнутой под плечи подушкой. Её знобило.
Робби достал из чемодана бутылку. Налил рому. Поднёс Пат:
- Ром, это друг. Верь. Скоро полегчает.
Она проглотила. Чуть поморщилась.
- Не волнуйся, милый. Мне уже лучше, - голос её звучал глухо.
- Теперь и не заикайся о поздних купаниях.
- Нет, мне уже опять хорошо.
Он взглянул. Она действительно взбодрилась: глаза блестели, губы – пунцовые, матовая кожа посвежела.
- Вот, что значит ром, - улыбнулся он.
Она улыбнулась в ответ:
- И постель – тоже. Я отдыхаю лучше всего в постели.
- А я бы с ума сошёл, доведись лечь так рано одному.
Взгляд её вспыхнул. Она рассмеялась:
- Для женщины это другое дело.
- Но ты ведь не женщина.
- А кто же?
- Сама сказала – «фрагмент». Нет, если бы ты была обычной нормальной женщиной, я не мог бы тебя полюбить.
Она пристально, серьёзно всмотрелась в него:
- А ты вообще можешь любить?
- Знаешь? Вот это – непонятно. Может, никто из нас уже не умеет любить, как любили прежде. Но всё-таки… Да, у нас это по-другому. Проще как-то. Но насколько может быть глубоко?.. Отдохни пока, Пат. Я кое-что запишу.
И он, став непривычно сосредоточенным, даже скованным, достал из чемодана тетрадь в твёрдой обложке и ручку. Сел за столик, открыл её.
- Что это, Робби? – Пат подхватила его серьезное настроение.
- Так, для себя, для памяти. Если хочешь – письма в будущее, - попробовал отшутиться. – Несерьёзно, словом.
- Почитай, - глухо попросила она.
- Это невесело, Пат.
- Тем более, прочти. Хочу знать о тебе всё.
- Что ж? Раз так. Твоё право… Год восемнадцатый. Госпиталь. Новая партия раненых. Бумажные бинты. Стоны. Постоянно въезжает операционная тележка. Рядом со мной Йозеф Штоль. Ног уже нет, но он не знает. Вместо ног подложили проволочный каркас под одеялом. А он чувствует боль в ногах. Ночью в палате умирали. Один – долго, тяжело… Девятнадцатый. Снова дома. Революция, голод. Бьют пулемёты. Солдаты воюют против солдат. Товарищи против товарищей…
Пат слушала, закрыв глаза. На щеках – слёзы.
- Год двадцатый. Расстреляли Карла Брегера. Арестованы Ленц и Кестер. Мать в больнице. Последняя стадия рака… Следующий год весь выпал из памяти. А в двадцать втором строил дорогу в Тюрингии.
Странно чужими звучали записи Роберта в этой буржуазной вилле с каким-то неподвижным воздухом комнат, с их благообразием и уютом.
- Двадцать третий. Заведовал рекламой на фабрике резиновых изделий. Инфляция. Заработок в месяц – двести миллиардов марок. Деньги выдавали дважды в день, чтобы успеть что-то купить до очередного повышения курса доллара, - и он замолчал.
- Дальше, - хрипловато попросила Пат.
- Дальше? Что было дальше? Пустая полоса. Был тапёром. Снова встретил своего бывшего командира роты Кестера. Авторемонтная мастерская. И это было бы совсем всё, Пат. До конца. Если б однажды в тридцать лет я не рискнул родиться заново.
Он отложил тетрадь. Встал перед кроватью Пат на колени. Сжал в руках её ладонь. Припал губами:
- Пат, я сегодня впервые почувствовал себя женатым мужчиной, мужем. Теперь каждую секунду несу ответственность. Так нужно изо всех сил сделать твою жизнь легче. Избавить от досадных мелочей. Но я могу пока очень мало.
- Постарайся просто быть чаще рядом, - погладила она его по жёстким волосам. – Но сейчас мне надо отдохнуть. Полюбуйся закатом, а я постараюсь поспать. И вечером опять буду весёлой. И оставь, пожалуйста, дверь открытой. Легче дышится.

Робби, выходя в сад, окинул ещё раз комнату. На стуле висел купальный халат. На полу у стула – туфельки. Одна из них опрокинута. Он смотрел на неё с нежностью.
Затем, подхватив тетрадь с ручкой, вышел.

Он сидел на пляже под заходящим солнцем и писал. Иногда отрывался, смотрел на солнце, на море в барашках. Губы оставались сомкнуты, а голос звучал:
- Как необъятна жизнь. Да, мы озлобились и привыкли смотреть узко. Нас обманывали, гнали на убой, выбрасывали на обочину. Мы защищались, выживали, противопоставили всей подлости наше понимание верности, честности, наши слабости. Мы старались хоть что-то отстоять в себе, не опускаться до грязных обирал и обманщиков. Презирали их со всем их лоском, прописями пристойности. И в этом был наш смысл... Сколько раз я погибал, но выживал. Я не спрашивал тогда: отчего, с какой целью? Просто, радовался, что живу дальше. Кто думает в эти минуты о будущем? А спустя годы однажды встречаются двое. Вчера они не знали друг о друге. А встретились и почувствовали: они-то друг другу единственно нужны. И нет дальше сил жить врозь. Что произошло? Ничего. Биология, инстинкт продолжения рода – как шутят Грау или Готфрид, хотя сами не верят. Но из этого «ничего» уже родилось новое и всегда неповторимое – любовь. Не ради этого ты когда-то выжил? И жизнь – уже не узкая полоса трека. Она разворачивается как это необъятное море. И каждый миг её тоже разворачивается до необъятного. И нет никаких сил налюбиться в каждом этом миге. Всякое мгновение вдали от любимых глаз, биения дорогого сердца – погибшее мгновенье. Неужели когда-нибудь этот огонь способен остывать? Часто живут вроде бы вместе, но у каждого – своя отдельная жизнь. Помогают друг другу, заботятся. А приходит срок, и везут кого-то на кладбище. Другой бросит в могилу ком земли и облегчённо шепнёт: «Наконец-то отмучился»… В таком случае наша жизнь есть действительно путь к смерти. И только. Но как бы не хотелось дойти до такого.

На пляж выбежала служанка. Сложив руки рупором, закричала:
- Фрау Пат!.. Скорей!
Роберт понёсся по песку к дому.

Пат лежала в постели с окровавленной грудью и судорожно сжатыми пальцами. Из угла рта тянулась алая нить. Рядом - хозяйка с тазом воды и полотенцем.
- Что?! Принесите бинт и вату! Где рана?!
- Это не рана, - губы фрейлейн Мюллер дрожали.
Он резко обернулся к ней.
- Кровотечение.
- Кровотечение? – глухо переспросил Роберт, забрал у женщины таз. – Ради Бога! Достаньте лёд. И врача.
- Врач скоро будет.
- Лёд! Лёд! – и он выпихнул старуху из комнаты. Смочил полотенце, но прикоснуться к Пат не посмел.
Она хрипло задышала, резко привстала. Кровь хлынула струёй. В глазах – отчаянное страдание. Она задыхалась и кашляла, истекая кровью.
Он поддержал её за плечи. То прижимал к себе, то отпускал. А она содрогалась всем телом.

Вошли врач с хозяйкой. Отстранили Роберта. И он встал, бессильно свесив руки.
Ей положили на грудь лёд. Она чуть успокоилась.
Затем врач осматривал рёбра. Она застонала.
- Это так опасно? – Роберт спрашивал как в бреду, не понимая ответов.
- Кто лечил вашу жену?
- Как?
- Какой врач?
- Не знаю.
- Но вы должны знать.
Робби склонился к Пат, и она с трудом как вытолкнула из горла имя:
- Жаффе.
- Профессор Феликс Жаффе? Вы можете ему позвонить? – врач обращался требовательно.
- Да! Да! Она выживет?!
- Кровотечение должно остановиться. Не теряйте времени.
И Роберт с горничной выбежали из дому.

В соседнем доме они едва не оборвали звонок. Своим видом напугали сидевшее за картами и пивом общество.
- Попросите профессора Жаффе! – Роберт дорвался до телефона. – Как, ушёл?! Мне нужно немедленно! Сестра, когда он вернётся? Где же искать? А вдруг это случится! Прошу, свяжитесь со мной по этому номеру! Найдите!
Робби бессильно откинулся затылком к стене. Закрыл глаза. Трубка повисла в опущенной руке.
Вдруг он вздрогнул. Поднял трубку. Вызвал номер.
- Кестер? Милый товарищ! Спасай! Найди доктора Жаффе! У Пат приступ! Он нужен здесь!.. Жду, - и Робби покинул дом.

В комнате горела тусклая лампочка. Пат прерывисто дышала.
- Дозвонились? – встретил врач Роберта.
- Нет. Но я говорил с Кестером.
- Кто такой? Не слыхал.
- Он ищет профессора. Если профессор не умер, он обязательно разыщет. Это мой друг.
Врач посмотрел на Роберта как на сумасшедшего, пожал плечами.
Вдруг со двора крикнула горничная:
- Телефон!
Роберт и врач вскочили.
- Нет. Пойду я. Расспрошу его получше, - распорядился медик и вышел.
Роберт присел к кровати любимой:
- Пат, - сказал тихо. – Мы все на своих местах. Следим за тобой. Ничто не должно уже случиться. Профессор даёт указания. Ты выздоровеешь. Почему ты мне никогда не говорила, что больна?

Вернулся врач:
- Это был не профессор. Ваш друг Ленц. Профессор сказал, что нужно делать. Ленц передал всё толково. Он врач?
- Нет. Хотел быть врачом. Но где же Кестер?
Врач посмотрел как-то странно:
- Выехал сюда с профессором.
- Отто! – Роберт откинулся спиной к стене. Даже затылком пристукнул: - Отто!
- По мнению вашего друга, они будут здесь через два часа. Это единственная неточность. Это невозможно. Я знаю дорогу. Слишком много поворотов.
- Доктор! – Роберт впервые воодушевился. – Если Отто сказал, через два часа он будет здесь.
- Невозможно, - заупрямился врач.
- Увидите, - и тот вышел на улицу ждать у забора.

«Карл» белым привидением нёсся по ночному шоссе. Мотор работал на полную мощность. Непрерывно звучал сигнал. На машине не было глушителя, и гул мотора громовым эхом отдавался в ночи. Мимо – поля, леса, спящие деревни. Впереди – мертвенный свет фар.
Доктор ёжился за узким ветровым стеклом и Кестер отдал ему свой кожаный шлем.
- Сказали бы сразу. Скорей бы добрались поездом, - стал надевать его тот.
- Нет. Поезд отходил гораздо позже.
Доктор взглянул на Кестера:
- Помоги вам Бог! Ваша приятельница?
Тот отрицательно покачал головой. И пригнулся к рулю. Шины щуршали, свистели, под ними похрустывало.
Навалился туман. Отто почти вслепую брал повороты.
Врач согнулся тоже. Молчал.

Роберт вошёл в комнату. Встретил взгляд Пат. И вместо улыбки у него вышла гримаса.
- Ещё полчаса, - сказал Роберт.
- Полтора, - поправил врач. – Идёт дождь.

Роберт вновь вышел на крыльцо. В воздухе – туман.
- Будь ты проклят! – выругался он.
Крикнула птица.
- Заткнись, - проворчал Роберт. Его крупно знобило. Он был как не в себе.
Вдруг заслышалось ровное тихое гуденье, будто жук летал. Роберт осмотрелся. Отмахнулся наугад.
Гуденье прервалось. И вдруг заслышалось снова, но уже громче. Явный звук мотора.

Роберт подскочил к двери:
- Они едут! Доктор! Пат! Едут! Я их слышу!
Доктор встал, подошёл к двери. Прислушался тоже:
- Это, видно, другая машина.
- Нет, я узнаю! Это его компрессор!
- Невозможно, - кратко обрезал доктор и вернулся на место.
А Роберт орал на улице:
- «Карл»! «Карл»!
В ответ – то приглушённые удары, то взрывы. И вот он – близкий ликующий рёв мотора. Свет фар пробил туман.
Ошеломлённый врач вышел и встал рядом.
Скрежет тормозов – и машина у калитки. С подножки сошёл профессор. За ним – Кестер.

Доктора заперли за собой дверь, а друзья остались на улице. Жадно выкуривали сигарету за сигаретой.
- Как Пат?
- Кровь еще идёт.
- Так бывает. Не надо беспокоиться.
- Как хорошо – ты приехал, Отто!
- Да, так лучше.
- Думаешь, она выживет?
- Конечно. Такое кровотечение не опасно.
- Она должна выжить, Отто! Иначе всё летит к чертям!

Вышел профессор:
- Будь я проклят, если ещё поеду с вами, - бросил Кестеру.
- Это жена моего друга.
- Вот как!
- Она выживет? – спросил Роберт.
Тот внимательно посмотрел на него:
- Думаете, я бы стоял тут с вами так долго, если бы она была безнадёжна?
Роберт стиснул зубы и сжал кулаки. Он плакал.
Отто повернул его за плечи и подтолкнул к двери.
- Я больше не плачу. Можно мне войти? – попросил тот.
- Да, но не разговаривайте. И на минуту. Ей нельзя волноваться, - пояснил профессор.

Роберт стал на пороге комнаты. Но от слёз не видел ничего, кроме зыбкого светового пятна.
Подошёл Кестер, обнял друга за плечи. Увёл:
- Всё худшее позади. Остаётся ждать, когда окрепнет для переезда.

К дому Пат они подъезжали на такси. Роберт взял её чемодан. Она вышла бледная, усталая. Под глазами еще проступали тенью лёгкие круги.
Поднималась на крыльцо, осматривая всё как впервые в жизни.

Они – в комнате. Всё здесь было, как в первый приход Робби. И стоял такой же светлый ранний вечер. Но в вазе вместо сирени – букет красных роз.
Пат подошла к окну. Выглянула на улицу. Развернулась к Роберту:
- Сколько мы были в отъезде?
- Ровно восемнадцать дней.
- Восемнадцать? Мне казалось – гораздо дольше.
- Так бывает, Пат, когда выбираешься куда-нибудь из города, - он говорил ровно, успокаивающе.
Она покачала головой:
- Нет, я не об этом, - в тоне её звучала глубокая горечь.

Она вышла на балкон. Притянула к себе белый шезлонг. Молча осмотрела его.
Вернулась в комнату с убитым видом и потемневшими глазами:
- Я думала – надолго избавилась от него.
- Пат? Посмотри, какие розы. Это Кестер прислал.
Она вынула из букета визитку. Положила на стол. Постояла, опершись на него и свесив голову.
Потом посмотрела на друга, обошла вокруг стола и положила руки ему на плечи.
- Дружище мой, - нежно шепнул Роберт.
Она откинула назад волосы:
- Не тревожься. Просто, что-то нашло на меня…на минутку.

В дверь постучали. Горничная вкатила столик.
- Вот это хорошо, - оживилась Патриция.
- Хочешь чаю?
- Нет. Кофе. Хорошего крепкого кофе.
- Вот что, Пат, - Роберт обнял за талию, внимательно посмотрел в усталые глаза. – Пока – никакого кофе. Нужно хорошенько выспаться.
- А ты?
- И я вздремну дома. Вернусь через пару часов, и мы прогуляемся.
И он поднял её, едва стоящую от усталости, на руки и уложил в постель. Укрыл пледом. Она не противилась. Лишь виновато улыбалась, когда он уходил.

В своём тёмном коридоре Роберт набрал номер. В разговоре прикрывал трубку ладонью.
- Профессор? Говорит Локамп. Да. Сегодня. Поездом. Можно завтра зайти к вам? А когда? Через неделю? Хорошо. Спасибо. Жду звонка.
И пошёл по коридору. Вдруг открылась ближняя к его комнате дверь. Вышла фрау Залевски. За её спиной Робби разглядел совершенно пустое пространство.
На его удивлённый взгляд хозяйка пояснила:
- Хассе съехали. А надежд на новых квартирантов всё меньше, - она была очень расстроена.

И вот Роберт – на пороге своей комнаты Она была сейчас ещё неприглядней – всё покрывал густой слой пыли.
Он открыл окно. Засмотрелся на улицу, на старые деревья. Зашептал самому себе:
- Пат, Пат… Ну почему не сказала раньше? Так хочешь жить! Боялась, что я… Нет. Ты же тогда не знала меня.
Вдруг послышался далёкий гул - в синем сияющем небе, как когда-то однажды, пролетал серебристый самолёт. И Роберт засмотрелся вслед.

Пат спала. Тихо отворилась дверь. Роберт неслышно прошёл по мягкому ковру и опустился в кресло рядом с кроватью.
Только опустился – она тут же открыла глаза:
- Ты не уходил?
- Только вернулся.
- Это хорошо, - улыбнулась она, потянулась и прижалась щекой к его руке. – Не люблю, когда видят, как я сплю.
- Да уж, ничего приятного. Понимаю. Но и будить жаль. Может, ещё поспишь?
- Нет. Хорошо выспалась. Сейчас встану, - вновь потянулась в постели.
Он вышел в соседнюю комнату.

Ожидая, он смотрел на улицу. Начинало темнеть. Загорались окна.
Из дома напротив, из полуоткрытого окна неслись квакающие звуки военного марша. Это у патефона крутил ручку лысый мужчина в подтяжках. А затем принялся ходить взад-вперёд, выполняя в такт вольные движения.
Робби наблюдал с печальным лицом.

Наконец, открылась дверь и вошла Пат – прекрасная и свежая. Болезни будто не было.
- Как ты выглядишь! – восхитился он.
- Я и чувствую себя прекрасно. Будто всю ночь проспала. У меня всё быстро меняется. Сама удивляюсь.
- Да. Иногда так быстро – не уследишь.
Она прижалась к его плечу, посмотрела как-то просительно:
- Слишком быстро, Робби?
- Не знаю, Пат. Может, это я бываю медлителен?
Она улыбнулась. Поучительным тоном высказала:
- Что медлительно – то прочно. Что прочно – хорошо.
- Да уж, прочно… Как пробка на воде.
Она покачала головой. Возразила грустно и загадочно:
- Нет. Это тебе кажется. Ты не знаешь, какой ты. Я, вообще, не встречала людей, которые так бы сильно заблуждались относительно себя. Да, любимый, - и вдруг резко переменила тон. – А теперь – к Альфонсу!
- Куда?
- Ты разве не слышал? – она разыгрывалась. – Я должна это увидеть опять. Всё-всё прежнее! У меня чувство – я уезжала на целую вечность! – и она потянула его за руку из комнаты.

В бар они вступили, сияющими от радости.
- О-о! – это Альфонс увидел их из-за стойки. И отворив дверцу во внутреннее помещение, скрылся.
Пат прошла прямо к их срединному столику. Засмотрелась с улыбкой на фрегат. Попробовала дотянуться до него рукой:
- Здравствуй, милый кораблик!

Подошёл Альфонс. Он успел приодеться: белый воротничок, зелёный, в крапину, галстук.
- Итак, Альфонс, - Пат села и положила руки на стол. – Что у вас сегодня хорошего?
Альфонс осклабился. Чуть сощурился и отступил на шаг, чтобы лучше разглядеть Пат:
- Вам повезло. Сегодня есть раки.
- И только? – Пат чуть склонила голову набок.
- И молодое мозельское вино!
- Крепко, крепко! – она засмеялась.
Альфонс не удержался и приударил в ладони. Засиял широкой улыбкой:
- Мне приятно, что вы это словечко запомнили.

Вдруг звякнул входной колокольчик. В дверях – Ленц со всклокоченной жёлтой копной волос. Потянув хитро носом, он тоже захлопал в ладони, заулыбался.
- Готфрид! – заорал Альфонс. – Ну что за день! Сто лет никого не было, и вдруг – вся честная компания!
Ленц подошёл и они трое, включая Робби, обнялись, звонко похлопывая друг друга по спинам.
Затем Альфонс осторожненько приподнял своей лапищей ладонь Пат и поцеловал.
- Боже! – вытаращил глаза Готфрид. – Что это?! Сроду представить такого не мог! Альфонс, ты ли это?!
- Вот и я никак не пойму, - Альфонс так же бережно вернул её руку в прежнее положение и кивнул смеющейся Пат. Старался быть галантным: - Как такая девушка сумела стать своей в этакой-то нашей компании? Ганс?! – заорал помощнику за стойкой. – Тащи на стол всё! – и сам метнулся к себе.

И вот уже пластинка - на патефоне. Грянул хор, партия из «Тангейзера».
На стол всё прибывали бутылки, фужеры, вилки. В центре – блюдо с дымящимися раками.

А за столом уже вместе с другими – и Фердинанд, и Кестер. Разлили вино, ударились бокалами. Пили, пели, что-то говорили. В центре внимания – брызжущая смехом Пат. Но голосов не слышно. Всё перекрыл мощный хор.
И вновь покачивался, покручивался на своей привязи фрегат.

Компания сгрудилась в дверях. Провожали уходящих по тротуару – от горящего фонаря к фонарю – Пат и Робби.
- Каждый день приходите! – крикнул Альфонс.
Пат махнула в ответ ладонью.
- Робби, милый, давай ещё куда-нибудь сходим? Такого чудесного вечера может уже не быть.
- Сходим обязательно, - он подхватил её под талию – Пат чуть шатнуло. – Но сначала давай ко мне зайдём.
Та на ходу обняла его за шею, поцеловала в щеку.

В комнате свет они так и не включили. Беседовали в темноте. На улице было очень тихо. Слабо отсвечивали фонари.
- Как хорошо, - Пат уселась на подоконник. Засмотрелась на старые деревья: - Тепло, будто в большом парке летом.
- Знаешь, Пат, о чём я мечтаю? – улыбнулся в темноте Робби. Он сидел на кровати, привалясь спиной к стене. Над головой дрожал красноватый отблеск рекламы из-за деревьев.
- О чём?
- Что ты вдруг поселилась здесь. И каждый вечер мы просиживаем вот так в сумраке. И нам хорошо. А если б ты жила в соседней комнате – у тебя был бы выход на чудесный глухой балкон. И когда я на работе, ты могла бы там принимать солнечные ванны даже без купального халата.
- Да, это чудесно, Робби. Если бы, если бы…
- И это можно устроить, - высказал он нарочито небрежно. – Комната, действительно, освободилась.
Она посмотрела на него: сначала – чуть удивлённо; затем – с улыбкой.
- Ты, оказывается, хитрец. Прежде не замечала.
- Просто, думаю о нас двоих. И очень хочу, чтобы случилось так.
- Ты считаешь, это будет правильно? Быть всё время вместе? – она спрашивала глуховато, испытующе.
- И вовсе мы не будем всё время вместе. Днём я в мастерской. Иногда вечерами в ночь за такси придётся садиться. Дела наши, Пат, пошли хуже… Зато незачем будет бегать по ресторанам, барам, вечно спешить расставаться, словно мы в гостях друг у друга, - Роберта понемногу забирал азарт. Он выпрямился, чуть наклоняясь вперёд, ближе к Пат.
Она тоже уселась поудобней. Подтянула на подоконник ноги, обняла колени, сцепив пальцы:
- Мой дорогой, ты говоришь как человек, уже всё обдумавший.
- Конечно. Целый день думаю.
- Ты, действительно, серьёзно?
- Пат! Разве ты до сих пор этого не заметила?!
Она чуть помолчала. Продолжила немного более низким голосом:
- Почему ты именно сейчас заговорил об этом?
- А вот и заговорил, - тот ответил резковато. – Не могу выносить после всего эти наши встречи на час! Я хочу большего! Хочу, чтоб ты всегда была со мной! Мне противна уже эта любовная игра в прятки! Я хочу тебя и только тебя! И никогда не расхочу! Никогда мне этого не будет достаточно! Я не хочу терять ни одной минуты!
Она слушала не шелохнувшись. Красные огни рекламы бросали отблеск на её светлые туфли, юбку, руки.
- Тебе известно, что ты изменился, Робби?
- Нет.
- Но ты, правда, изменился. Ты уже не спрашиваешь. Ты просто хочешь.
- Ну, не такая большая перемена. Как бы сильно я не хотел, ты всегда может сказать «нет».
- Но почему же я должна сказать «нет»? – ответила она резко вдруг изменившимся тоном – очень тепло и нежно. – Ведь, и я хочу того же.
Он помолчал. Потом встал, подошёл, обнял её. Прижался головой к голове. Теперь они оба смотрели вдаль за окно.
- Какое счастье, Пат.
- Робби, глупыш. Запомни: всё зависит только от тебя. Знаешь, как здорово, когда можно ни о чем не думать. Не делать всё самой. А просто опереться. Робби, всё, собственно, довольно легко – не надо только самим усложнять себе жизнь.

Утром у дверей пансиона фрау Залевски разгружался фургон. Рабочие под любопытными взглядами из окон переносили в комнату Пат её имущество. Сама она вместе с Робби была тут же. Оба выглядели немного смущенными и довольными.

Разгрузка заканчивалась, когда подъехало старое такси. За рулём – Ленц. Из окошка подманил пальцем друга. О чем-то пошептались.

Робби вернулся к Пат, пряча улыбку:
- Тебе стоило бы подняться, пока не уехали. Проверь – правильно они всё расставили? А я - следом. Как отъедут, помогу Готфриду кое-что донести, - и он легонько поцеловал её в щеку.
- А что? – загорелась она любопытством.
- Пат? – играя в укор, покачал он головой. – Это подарок Ленца. Как я могу выдать?
- Тогда молчать надо. Ждать ведь придётся. Не жаль меня? – она с шутливым вызовом вскинула подбородок. Развернулась, ушла в парадное.

Ленц и Робби ожидали в такси:
- Готфрид? Где ты добыл столько? Во всех парках вместе с кладбищами не наберёшь столько.
- Потерпи, сын мой, - хитро повел носом тот. – Явится нужда – открою.
Наконец, фургон отъехал. И тогда друзья распахнули дверцы и подняли с заднего сиденья по огромной охапке прекрасных роз всевозможных расцветок.

Когда они входили в коридор второго этажа, хозяйка держала перед Пат приветственную речь в дверях комнаты:
- Мне очень нравится, что такая прелестная юная дама решила жить у меня. Здесь вам будет спокойно. Я достаточно строга в требованиях. Но на вас это никоим образом не распространится. Вы слишком хорошо знаете, что такое приличное общество, - фрау Залевски жеманничала как всегда и выразительно потряхивала своими кудряшками. – При любом неудобстве обращайтесь прямо ко мне. Не стесняйтесь меня обеспокоить даже по мелочам. Мы с вами знаем, как особенно досадны бывают именно мелочи. Итак, фрейлейн Хольман, беру с вас слово – мы будем частенько с вами беседовать.

И тут со своими охапками к дверям подошли друзья.
- Боже! Что это?! Кто это?! – цветы на высоких стеблях скрывали лица обоих. – Ага! Вот это кто! – поджала губки хозяйка, разглядев Робби. – Надеюсь, с появлением фрейлейн Хольман господин Локамп навсегда изменит свои нравы, - сыграла глазками.
- Странная у вас форма приветствия новых жильцов, - съязвил Робби.
Фрау Залевски открыла было рот ответить, но Робби сунул ей в руку несколько роз. И слащаво при том улыбнулся.
Хозяйке цветы польстили:
- Желаю удобного устройства на новом месте, - и она откланялась.

Пат закрыла дверь. Все трое расхохотались. Затем свалили розы прямо на кровать.
- Ну, и как вам нравится? – Робби, слегка самодовольный, обвёл комнату рукой. Мебель уже была расставлена по порядку.
- Погодите, дня четыре назад здесь были совсем другие обои, - осмотрелась, наконец, она. – А сейчас – очень похожие на мои прежние, - испытующе поглядела на Робби. - Желаю объяснения.
- А что объяснять? Мы с Готфридом позавчера клеили.
- О, друзья! Это уже не просто знак внимания. Это – гораздо больше. Это – забота, - произнесла Пат неожиданно серьёзно и поцеловала каждого в щеку.
Затем открыла дверь на балкон – там уже стоял белый шезлонг. Вновь обернулась к друзьям. Нахмурила лоб:
- И всё-таки, что же мне делать с такой грудой, - посмотрела на розы задумчиво.
- Женщина это решает сама. Тут любой совет может стать вредным, - тонко улыбнулся Ленц.
- Но это еще не всё, - подхватил Робби. – Теперь – подарок от меня, - он приоткрыл дверь и позвал. - Фрида?!

В коридоре заслышались тяжёлые шаги. И вот косолапая толстуха-служанка ввезла в комнату столик на колёсах с красующейся на нём бутылкой коньяка, тремя рюмками и шоколадом. Остановилась в центре комнаты, засопела, не зная, что делать дальше. Посмотрела на Робби.
- Умница, Фрида! – на того опять нашло дурашливое настроение. – Но в следующий раз держи спинку прямо, вышагивай ровно и плавно. А то будто ты сама себя на этом столике через силу везёшь.
- Как умею, так и хожу, - огрызнулась та сердито. Увидела розы: - А вот вы опять воруете. В воскресенье утром роз, да ещё такого сорта, днём с огнём не сыщешь. Хоть умри! – и вышла, гордая.
А Ленц крикнул вслед:
- Фу, как грубо! Воровать! Знай! Души романтиков вечно пребывают в райских кущах и всегда вольны пользоваться их дарами!
- Так воровали-то не душой – руками. Поди, все пальцы искололи, - донёсся из коридора насмешливый ответ.

Все трое вновь расхохотались. Разлили по рюмкам и, обняв каждый другого за плечо, выпили.
Робби зарылся на миг лицом в густых волосах Пат:
- Устраивайся пока сама. Пора на заработок. Не скучай.
И друзья ушли.

Пат, оставшись одна, прошлась с мечтательной улыбкой по залитой солнцем комнате. Вставила часть цветов в свою большую напольную вазу.
Потом сняла, оставаясь в купальном халате, свой лёгкий английский костюм. Убрала на вешалке в шкаф. Занесла вазу на балкон.
Сквозь полупрозрачную занавеску видно, что она сняла свой халатик. И откинулась в шезлонге, заложив руки за голову.

Робби возвращался под вечер, с первыми фонарями. Возвращался тяжеловатой, основательной походкой труженика. Издали, не отрываясь, всматривался в дорогое окно.

Он тихо стукнул в её дверь. Пат отворила немедленно. Роберт ступил за порог и замер. Вся комната была уставлена разнокалиберными вазами, вазочками, банками. Везде цветы. Даже – в ведёрке.
- Ну, и можешь объяснить: зачем столько? И где вы их, действительно, взяли?
Тот лишь плечами пожал.
- А какой аромат? В этом розарии спать теперь невозможно!
Вдруг он весело прищурился:
- А зачем здесь спать? Ты забыла – у нас теперь двухкомнатная квартира.
И он прижал её к себе, исцеловывая лицо. Тихо перенёс в свою соседнюю комнату. И опять они света не включили.

Утром она ещё спала, спала одна в его постели, когда с улицы прозвучал короткий сигнал автомашины.
Пат открыла глаза, осмотрелась. Подошла к окну. Внизу – старое такси, махнувший из окошка Роберт.
Машина тронулась. Она проводила её взглядом насколько возможно. Перешла к себе.

Комната вновь была залита солнцем. Розы стояли такие же свежие. Она долила в некоторые вазы воды из кувшина. Улыбаясь счастливо, открыла дверь на балкон. Попутно прихватила с собой книгу.
Сквозь прозрачную занавеску видно, что она разделась, откинулась в шезлонге, принялась читать.

Робби вернулся на своём такси в гараж довольно рано. Солнце стояло ещё высоко.
Мрачный, вошёл он в контору к Кестеру. Ленц был уже там.
- Плохи дела. Выручки всё меньше. Простои, - он выложил на стол деньги. – Всего марок двадцать сегодня.
- И у меня – восемнадцать, - подал с дивана голос Готфрид.
- Что-то делать надо, - сел рядом с ним Робби. – Такси, что ли, много в городе развелось?
- Малыш? – криво, даже угрюмо ухмыльнулся Ленц. – Какие такси? Ты в каком мире пребываешь? Не замечаешь, что делается? Цены опять каждый день растут, а зарплата на месте пляшет. Нищает народ совсем. Одни спекулянты…
- Готфрид, - сухо прервал Кестер. – Послушайте оба. С такси вас снимаю. Нужны в мастерской. Сегодня на моих глазах произошла авария. Я же и в госпиталь отвозил. И один очень солидный господин доверил нам восстановить дорогую машину. И она, и хозяин искалечены сильно. Желают скорей стать в строй. Я обещал. Вот задаток, - Кестер положил на стол пачку денег. – Автомобиль вот-вот доставят. Полиция пока причины выясняет… Словом, заказ способен выправить наше положение. Задача ясна? Готовьтесь. Роберт, как Пат?
- По-моему, прекрасно, насколько это может быть. Мне часто кажется – она не болела вовсе.
- Главное – не расстраивать её. Позвони-ка сейчас Жаффе.
- Что?! – у Робби от внезапного напряжения даже лицо вытянулось.
- Успокойся. Просто, звонил профессор. Ты же сам недавно просил консультации. Вот номер. Звони, - Кестер подал бумажку. - Тебе назначат приём.
Роберт одеревенелыми пальцами, со срывами, стал набирать номер.
Категория: Три товарища | Добавил: defaultNick (04.10.2012)
Просмотров: 804 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]